Перейти к содержимому

Флиз Д. П.

gerb_france_1804-1815fr

Доминик Пьер де ла Флиз (1787-1861). Доктор медицины, этнограф, художник, хирург Императорской Московской медико-хирургической академии, член Императорского академического медицинского, Виленского и Киевского обществ, старший врач Киевских государственных имуществ, надворный советник. В 1812 г. медик, капитан 2-го полка пеших гренадер Императорской гвардии.

Поход Великой армии в Россию в 1812 г.
Записки Де-ла-Флиза, доктора французской императорской гвардии.

Перевод с французской рукописи автора.

Русская старина, 1891. Том LXXI, сентябрь.

От редакции 'Русской старины'
В 1873 году, при письме от 16-го апреля, из города Нежина, мы получили от землевладельца Черниговской губернии Николая Демьяновича Де-ла-Флиза, ныне покойного, объемистую в 4-ю долю рукопись на французском языке. То был подлинник «Записок о Московском походе и пребывании в России до 1814 года» его покойного отца — бывшего доктора, помощника барона Ларрея, главного доктора при императорской гвардии Наполеона. Тогда же мы приобрели право напечатания этих Записок-дневника от Николая Демьяновича и озаботились переводом тех глав рукописи, которые несомненно представляют интерес для читателей «Русской Старины», на страницах которой представлено уже довольно много материалов к истории Отечественной войны. Помещаемый здесь перевод принадлежит Екатерине Павловне Бурнашевой, ныне также покойной.

Дневник-записки Де-ла-Флиза до сих пор не был напечатан ни в России, ни заграницей, ни в подлиннике, ни в переводе, ни целиком, ни в выдержках — и является материалом полезным и любопытным для истории похода «великой армии» императора Наполеона I в Россию.

Предпосылаем Запискам заметку покойного Н. Д. Де-ла-Флиза об его отце, составителе печатаемого «Дневника».

Отец мой Де-ла-Флиз, служивший военным медиком, в чине капитана, во втором гренадерском полку гвардии Наполеона I, в 1812 г., во время сражения под Красным, был взят в плен и, как это видно из этого самого дневника, был принят в дом генерал-лейтенанта графа Гудовича, где и оставался до начала 1815 года. В 1815-м году отец мой имел намерение возвратиться во Францию и все уже было готово к его отъезду, как вдруг после Ватерлооской битвы, узнав об уничтожении императорской гвардии и будучи, подобно всем сподвижникам великого Наполеона, очарован его гением, не пожелал служить под знаменами Бурбонов. При том кое-какие семейные обстоятельства были причиною того, что, оставшись в России и женившись на племяннице генерал-лейтенанта графа Гудовича, отец мой никогда более не возвращался в свое отечество. Хотя удаление от родной страны и тяготило его душу до последних минут его существования, но будучи связан семейными узами, равно как и имением, купленным им в Киевской губ., отец до конца жизни оставался непоколебимым в своем предприятии.

Таковым добровольным изгнанием он много себе повредил, будучи во Франции единственным наследником богатых родственников: все наследство, которое следовало ему получить, по небытности его в отчизне, перешло в чужие руки.

В 1843 году, по смерти своей жены, моей матери, отец поступил на государственную службу старшим врачом по ведомству государственных имуществ Киевской губ. и был на службе по 1858 г.; потом, чувствуя себя не в силах продолжать службу или предчувствуя, может быть, свою близкую кончину, он вышел в отставку с чином надворного советника, и, продав имение, какое имел в Киевской губ., переселился ко мне, как к единственному сыну, в г. Нежин, где и был штатным смотрителем нынешнего уездного училища; купив землю в окрестностях сего города он скончался в 1861 году.

В последние годы своей жизни, желая оставить память о великой эпохе, которой он был свидетелем и сподвижником, отец мой собрал и переплел свой дневник и завещал его мне, с тем, чтобы когда представится возможность я сделал бы его известным, что я и исполнил, предоставя этот интересный «Дневник» в распоряжение уважаемой редакции «Русской Старины».

Николай Де-ла-Флиз.

18 августа 1873 г.
г. Нежин.

/ с. 471 – 475 /

Красный, 16-го августа.

Погода прояснилась. Мы шли большим сосновым лесом, по дурной песчаной дороге, перерезываемой болотами. По нескольку раз останавливались, потому что шедшие впереди нас фургоны часто вязли в тине и загораживали путь. По выходе из лесу, был привал, и раздали сухари. Наконец, мы пришли к местечку Красному, которое не подверглось пожару, как все прочие города и села, потому что ночью атаковала его кавалерия, бывшая в авангарде, и русские не успели поджечь Красный. Обыватели бросили свои дома, но войско так переполнило местечко, что не было возможности проникнуть вовнутрь. Нас заставили обойти Красный кругом, и мы расположились на возвышении, усаженном деревьями, под которыми мы и укрылись как могли, за неимением другой защиты, которую трудно было достать, по причине большого числа, собравшихся под Красным полков. Также затруднительна была раздача продовольствия; мы долго не могли ее дождаться. В полночь мы выступили отсюда в пасмурную погоду.

Смоленск, 17-го августа.

На рассвете я заметил, что мы следовали не по большой дороге. Мы прошли мимо несколько пустых деревушек; в одной из них произошла остановка пред узким мостом, сквозь который одна лошадь провалилась. Более часа прошло, прежде нежели мост был исправлен и нам можно было перейти; а между тем, вдали слышались как бы пушечные выстрелы; повернув на проселочную дорогу, извивавшуюся между гор, мы уже не сомневались в выстрелах, — так явственно вторило им эхо. Нам пришлось проходить через две деревни, представлявшие не что иное, как груды раскаленных угольев. Мы шли одни. Пушечный гром слышался все ближе; наконец, мы узнали, что атакован Смоленск. Мы спустились с горы, с которой могли видеть всю армию. Канонада не прекращалась. Наш полк стал с резервом, не вдалеке от гласиса крепости, позади разных пехотных корпусов и кавалерии, имевших впереди батареи. Перед нами на горе лежал Смоленск, под ним протекал Днепр.

Смоленск — город на границе Литвы — считался оплотом русской империи против Польши. Смоленск, подобно старинным городам той эпохи, когда не знали еще артиллерии, окружен толстыми и высокими каменными стенами. Позже к ним пристроены тщательно выведенные укрепления. За стенами виднелись крыши различных зданий и колокольни церквей. В этом городе находилась сильная русская армия под начальством генерала Барклая-де-Толли.

Атака началась до света. В разных местах расставлены были грозные батареи, и Наполеон сам выдвинул вперед осадную артиллерию. Поляки, предводительствуемые князем Понятовским, отличились. Наполеон, обращаясь к ним, сказал: "Поляки, этот город принадлежит вам..."

Маршалы Даву и Ней разделяли опасности этого дня. Город подвергался со всех сторон страшному бомбардированию, и подземными минами взорвало на воздух целые части стен. Неприятельская артиллерия не в состоянии была отразить это нападение, и бросила свою позицию; русские решились отступить, потеряв 12000 человек убитыми, ранеными и пленными, и перед отступлением зажгли город со всеми его магазинами. Общий пожар охватил город. Канонада прекратилась. Мы двинулись вперед и увидали императора; он слез с лошади у ворот города и стоял, окруженный несколькими генералами. Он отдавал приказания, как в это время из города выехали три кареты, направляясь в его сторону. Из карет вышли несколько русских в светло-зеленых мундирах с красным воротником; они держали шляпы в руке и низко кланялись императору. Наполеон поговорил с ними с четверть часа. То были русские гражданские власти, и в их главе уездный предводитель дворянства. Они, как говорили, поднесли ключи города, объявляя, что армия русская выступила вон из города. Предавая его в руки императора, они умоляли Наполеона приказать подать помощь тысячам раненых, разбросанным по городу, и затем возвратились в город.
Император вызвал вперед несколько дивизий для занятия Смоленска и приказал немедленно образовать группы врачей и лекарей с служителями из гвардии, с тем, чтобы все они разделились по кварталам города, лечили бы всех раненых, без разбора, и свезли бы в госпитали. Приказание это было немедленно исполнено.

Как скоро все мы (врачи) собрались, барон Ларрей повел нас в город, где у самого входа пришлось нашим лошадям шагать через трупы. Нельзя было проехать по главной улице, так как с обеих сторон ее горели дома; боковыми улицами мы выехали на главную площадь, обсаженную березами; дома на ней почти все уцелели. Жаркое время еще усиливал раскаленный пожаром воздух. Приехав на площадь с нашими фургонами и солдатами-служителями, мы оказались числом до шестидесяти лекарей. Нас разделили на группы в четыре человека, и разослали по городу. Пройти по улицам было дело не легкое, так как все они были в огне. Я чуть было не погиб в одной из них, но спасся только благодаря сквозному ходу в одном доме, который и вывел меня в безопасную улицу. Место, которое должно было служить мне и товарищам моим перевязочным пунктом, находилось на одном углу городских стен, против груды обрушившихся частей их. Сквозь амбразуры стен виднелись предместья Смоленска, лежавшие за Днепром, и еще занятые русскими, которые стреляли в наших солдат, когда эти приходили к реке поить лошадей. В этом месте, вероятно, происходила жестокая атака, так как тут сосредоточено было множество народа, раненого и убитого. Судя по их зеленым мундирам, я принял их за русских, особенно как увидал у них на шее медные крестики с славянскою надписью. Мы подняли тех раненых, у которых проявлялись признаки жизни. Они обращались к нам на непонятном для нас языке. Их понесли в соседние дома, по-видимому, казенные. Тут начали мы делать операции. Раны были по большей части опасные, и ампутаций было сделано много. Всего оказалось человек шестьдесят раненых. Мне хотелось идти с рапортом к барону Ларрею; но не зная, где его квартира, я бродил из улицы в улицу. Очутившись на площади, где расположилось много биваков, я узнал офицеров 79-го полка, с которыми мы года четыре тому назад занимали Рагузу и Катаро. Я подошел к ним, они тоже меня узнали и удержали при себе. Странно было теперь встретиться в Смоленске, близко к полюсу(!), после того, что мы виделись под благодатным небом Далмации. Ночь я провел у них под березами площади. После дневного жара наступила холодная ночь.

На другое утро я поспешил к барону Ларрею. Он жил в улице, не тронутой пожаром, и поблизости дворца, в котором квартировал Наполеон. Только что я подал ему мой рапорт о числе перевязанных русских, как он мне возразил, что русские раненые были удалены оттуда ранее. Я должен был по его приказанию возвратиться к раненым и узнать, к какому корпусу войска они принадлежали? Каково же было мое удивление, когда я узнал от сторожей и товарищей моих, что то были морлаки(?)1 из Далмации, принадлежавшие к итальянской армии. — Потеря французов простиралась до 5 или 6000 человек. Все раненые были перенесены в два большие здания на площади, вероятно, бывшие судебные места. Залы были обращены в лазарет, и все, что находилось там, бумаги и дела, было выброшено за окно на площадь. Четверо из нас лекарей поместились в небольшом уцелевшем доме.

20-го августа.

Узнали, что происходило убийственное сражение в двух милях от Смоленска. Русская армия, преследуемая маршалом Неем, быстро отступала. — Лазаретная часть устроена правильным образом, но как трудно бороться с недостатком в самых необходимых госпитальных вещах! В городе ничего нельзя было достать, все сгорело. В некоторых улицах, нетронутых огнем, остались ряды лавок, даже с товарами; но эти товары, в роде посуды, зеркал, хрусталя, были нам бесполезны; а все, что могло бы пригодиться солдату в походе, было уничтожено заранее. Такое-то зрелище представлял Смоленск! Старинный город, строившийся веками, разорен в несколько часов. Тысячи людей, живших мирно, ввергнуты в нищету жестокостью людей, которые в взаимном умерщвлении ставят свою славу, хотя и выдают себя за последователей учения, которое гнушается убийства ближнего. Их законы осуждают на смерть ничтожных поджигателей какого-нибудь гумна, а опустошителей целого края называют великими и славят!

Я ходил каждый день в госпитали, туда же ежедневно приходил наведываться какой-нибудь старший офицер, посланный императором. За несколько дней до нашего отъезда, император присылал маршала Дюрока раздать раненым по два наполеондора и записать их имена. Как ни была заслужена эта награда, но Наполеон и тут ошибался. Он все воображал себя в Австрии, в цивилизованной стране, где солдаты имели возможность что-нибудь достать за деньги и где люди были настолько честны, что не покусились бы обокрасть несчастных раненых. В этой же выжженной стране, что можно было достать? Скорее надо опасаться, что если впоследствии узнают, что у солдат есть деньги, то солдаты могут поплатиться за это и жизнью. Лучше было бы помочь им вещами в натуре, особенно платьем.

Выступление из Смоленска состоится весьма скоро и большая часть армии уже двинулась в поход. Перед выходом отсюда, хочу передать те сведения об этом городе, которые я успел собрать относительно его истории.

Смоленск долгое время считался республикою, но в 883 году он был покорен новгородцами. С начала царствования Владимира I, и не один раз, этот город был столицею удела многих князей Рюрикова дома и назывался княжеством; но в смутное время, причиненное нашествием монголов и падением великого княжества Киевского, литовцы завладели Смоленском и удерживали его за собою до 1514 г. Потом долгое время русские и поляки оспаривали его друг у друга. Наконец, Сигизмунд I 2 вошел в Смоленск в 1611 г. и велел побить там до 200000 русских; но в 1655 г. (царь) Алексей (Михайлович) Романов отнял Смоленск у поляков. До пожара город считал, как говорят, до 15000 жителей. Для всего края это как бы священный город. В нем считаются два архиепископства, две соборные церкви, одна греческая, другая католическая, духовная семинария, гимназия и военное училище. Торговля производилась шелковыми и полотняными товарами, шляпочная, чулочная, меховая, строевого и корабельного леса, и т. д. Торговые сношения с Ригою, Данцигом и Украиною были очень деятельные. Самый край производит зерновой хлеб, пеньку, лен; богат дикими пчелами и дичью.

1 - Морлахи (морлаки) - ныне практически исчезнувший народ, проживавший в горах западной части Балканского полуострова. Вопросительный знак в скобках - так в тексте "Русской старины".

2 - Явная ошибка, должно быть — Сигизмунд III.

   

Поделиться ссылкой:

 

Флиз Д. П.: 3 комментария

  1. Панас Смолянин

    А картинок с морлаками не нашлось у французских баталистов?

  2. Смоленск1812

    Не скажу за французских баталистов.
    Немудреный поиск в Интернете о морлаках наводит на принадлежность их к Королевскому Далматскому полку пехоты, 2-я бригада 15-й пехотной дивизии, 4-й армейский корпус. Бригадный командир — генерал барон Фредерик Фрасуа де Гийом де Водонкур; дивизионный командир — генерал граф Доменико Пино; корпусной начальник — вице-король Италии Эжен Роз де Богарне (по К. Власову, 1812.ru).

    Сайт «1812-war.com / Great Army in Russian Campany» приводит картинку с солдатом в униформе 1806-1808 гг., фото археологических киверной бляхи и пуговиц. Ссылка.

    Журнал «NATIONAL GEOGRAPHIC РОССИЯ» относит морлаков к сербам.
    Имеется фотография мужчины в праздничной национальной одежде, 1866 г.

    Костюм мужской серба морлака, село Буковица, Задарский округ (Далмация), Австро-Венгерская империя. Середина XIX века.
    Ссылка.

  3. Панас Смолянин

    Ага, спасибо большое, исчерпывающая информация - теперь понятно.
    Братушки-славяне православные, стало быть ... 🙂

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Наверх