Липранди Иван Петрович (1790-1880) — русский генерал, деятель тайной полиции, военный историк и писатель. В 1812 году — обер-квартирмейстер 6-го пехотного корпуса генерала Д.С. Дохтурова.
Замечания И. П. Липранди на "Описание Отечественной войны 1812 года" Михайловского-Данилевского
1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях современников: Материалы Воен.-учен. арх. Гл. Штаба. Вып. 1-4 / Сост. Харкевич Владимир Иванович. - Вильна: изд. при содействии Штаба Вилен. воен. окр.: 1900-1907. Вып.1.
Замечания И. П. Липранди на "Описание Отечественной войны 1812 года" Михайловского-Данилевского.
/ с. 7-16 /
Стр. 95.
4-го августа, когда в Смоленске находился корпус Раевского, Наполеон, не только что не делал приступов, но и не напирал сильно. Действие же его артиллерии ограничивалось по войскам вне стен, а в город в этот день не было пущено ни одного ядра. Притом же на стр. 96 говорится, что кирасиры и четыре полка гренадер, прибывшие на помощь к Раевскому, не были введены в дело, потому что: «французы не делали натиска, а поддерживали сражение стрелками и пушечной пальбой», что действительно и было так, ибо ни приступов, ни битья стен не было.
Несомненно, если бы Наполеон сделал для завладения Смоленском 4-го августа то же усилие, которое он употребил 5-го числа, то город был бы взят. Причину слабых действий Наполеона 4-го числа приписывали тогда тому, что он полагал нас решившимися в этом первом на пути его русском городе принять генеральное сражение, и потому, овладев 4-го числа Смоленском, он терял к этому надежду. Говорили даже, что по предложению Понятовского все корпусные начальники французских войск будто бы тайно условились между собою, что в то время, когда будут пить за здоровье Наполеона (в этот день праздновалось его рождение), то чтобы после трех залпов по городу из многочисленных батарей, которые они хотели выставить, вдруг броситься на Смоленск, сорвать его и поднести, как букет, Наполеону. Приводили даже слова, употребленные Понятовским для соглашения маршалов. Он будто бы сказал: «это будет самый приятнейший букет, который армия может только поднести Наполеону в день его рождения». Но будто бы Наполеон, узнавши эти замыслы, строго запретил исполнение. Вот, по крайней мере, что все тогда говорили.
Во всяком случае, однако же, если бы Наполеон овладел 4-го числа Смоленском, то, полагаю, плоды сего стоили бы генерального сражения, если бы оно кончилось в его пользу. Надежды его на генеральное сражение продолжались и 5-го числа за полдень: а тогда только, узнав, что знатная часть армии отступает уже по Московской дороге (2-я армия), он двинул войска на приступ Смоленска. Но можно ли предполагать, чтобы Наполеон думал, что мы перейдем Днепр в Смоленске и, оставляя эту реку в тылу нашем, дадим генеральное сражение? А чтобы принять оное на противоположном берегу, то занятие Смоленска было ему необходимым, и он, конечно, воспользовался бы овладеть им еще 4-го числа.
Я смею думать, что замыслы его тут сошли с ним в гроб. Чем более рассматриваем обоюдное положение дел этого времени, тем более теряемся в заключениях. Не распространяясь в подробностях, мне кажется, что и здесь мы много обязаны Всевидящему Оку, избавившему нас от большой беды, начиная от 30-го июля, или от самого прибытия к Смоленску, до Дорогобужа.
Стр. 100.
4-го числа поздно Дохтуров получил приказание с корпусом из Дивас наипоспешнее следовать в Смоленск и сменить до света корпус Раевского. Тяжести велено было оставить на правом берегу Днепра. Я был послан для принятия мест от 7-го корпуса.
Приехав в Смоленск в час по полуночи (с 4-го на 5-е августа), я нашел Раевского на террасе, лежащей над Молоховскими воротами. Его тотчас разбудили. Я объявил ему цель моего прибытия. Он подозвал к себе генерал-майора Паскевича, бывшего тут же на террасе и, сказав: «Слава Богу, нас сменяют», приказал ему показать места, занимаемые его корпусом; приказал также рассказать выгоды и неудобства местного расположения полков и присовокупил, что, по мере как полки 6-го корпуса будут сменять его полки, тотчас выходить, не ожидая общего сбора. Генерал Паскевич дал мне некоторые наставления для передачи войскам, которые расположатся в разных местах. Наставления эти заключались более в замечаниях, сделанных им во время действия 4-го числа и пр. – в точности я не помню, потому что они ничего не заключали важного. Между тем был призван генерального штаба штабс-капитан фон-Визин, бывший при 27-й дивизии, и, еще не помню, офицер, которым генерал-майор Паскевич объявил волю корпусного командира, чтобы они указали места, занимаемые каждым полком его корпуса; с ними я послал офицеров, прибывших со мною из каждого полка. Генерал-майор Паскевич проехал некоторое расстояние по своим войскам и потом послал со мною штаб-офицера.
Окончив все, я прибыл к мосту. Вскоре корпус подошел. Перейдя мост, офицеры, принявшие места для своих полков, повели их прямым путем чрез город. Час до свету 6-й корпус уже занял места, и войска 7-го корпуса, предназначенные выйти из Смоленска, тотчас выступили.
Стр. 101.
С рассветом 5-го числа началась перестрелка в цепи стрелков, расположенных вне города. Перестрелка эта все более и более усиливалась, по мере сгущения французской передовой цепи. В 10-ть часов приехал Барклай де Толи и остановился на террасе Молоховских ворот, откуда окрестность открывалась на довольно большое пространство. Вправо от помянутых ворот, за форштадтом, расположен был Уфимский полк. Там беспрерывно слышны были крики «ура!», и в то же мгновение огонь усиливался. В числе посланных туда с приказанием – не подаваться вперед из предназначенной черты, был послан и я с подобным же приказанием. Я нашел шефа полка этого, генерал-майора Цыбульского, в полной форме, верхом в цепи стрелков. Он отвечал, что не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающими против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки. В продолжение того времени, что генерал-майор Цыбульский мне говорил это, в цепи раздалось «ура!» Он начал кричать, даже гнать стрелков своих шпагою назад; но там, где он был, ему повиновались, и в то же самое время в нескольких шагах от него опять слышалось «ура» и бросались на неприятеля. Одинаково делали и остальные полки этой дивизии (24-й) – Ширванский, Бутырский, Томский, 19 и 40 егерские – формированные из сибиряков и в первый раз здесь сошедшиеся с французами.
Стр. 102.
Ровно до трех часов битва ограничивалась перестрелкою; изредка со стен Смоленска пускали ядра в неприятеля, когда замечали его скопление. С французской же стороны пушечных выстрелов по городу не было, и, потому в нем было все спокойно: трактиры и кондитерские были открыты, ресторация Чапа была полна; мороженую разносили по улицам, и мы с Молоховских ворот посылали за нею.
Дохтуров, отобедав тут же, где сидел, взяв кожаную подушку, лег отдохнуть. Артиллерийский штабс-капитан Синельников, стоявший с 4-мя орудиями на террасе Молоховских ворот, отыскал какую-то дверь и сделал из нее навес, чтобы оградить от солнца старика. Весь штаб в веселых и самых беспечных разговорах находился тут. Перестрелка в цепи ослабла.
Между нами был капитан барон Люце1, который, заметив в зрительную трубу, что в кустарниках, лежащих за форштадтом, происходило какое-то движение на значительном пространстве (казалось, что строилась артиллерия), тотчас сел на лошадь и выехал за ворота, чтобы ближе удостовериться, в чем дело. В это самое время возвратился с правого фланга из передовой цепи полковник Монахтин и сказал: «Кажется, французы зашевелились». Едва он выговорил эти слова, как взвилась у неприятеля (по направлению дороги в Красный) ракета – это было в исходе третий час. Все внимание наше обратилось туда. Мы увидели горизонт чернеющимся от неприятельских войск. Через несколько минут – вторая ракета. Полковник Монахтин разослал тотчас многих офицеров, бывших на ординарцах, с приказаниями к войскам быть готовыми к общему бою, потому что не со всех мест можно было видеть вдаль окрестности и потом, обратясь ко мне, сказал: «Однако, господа, надо разбудить Дмитрия Сергеевича». Не успел сделать двух шагов, как взвилась третья ракета, а с нею вместе около 200 ядер и гранат полетели из батарейных орудий в город. Несколько ударились в террасу, нами занимаемую.
Дохтуров тотчас спросил лошадь. Мы выехали за ворота. Неприятель усиливал действие своей артиллерии навесно. Густые цепи его стрелков начали напирать на наших; колонны их проходили в интервалы расположенных батарей. Город загорелся во многих местах. Завязалась сильная перестрелка. Наша артиллерия открыла действие по колоннам – нельзя было и помышлять о действии против неприятельских орудий. Огонь их был губителен. Синельников потерял три комплекта людей.
В это самое время неприятельская конница атаковала нашу, стоявшую на левом фланге. Начальник ее, граф С…, не долго мог сопротивляться; мертвецки пьяный и упавши с лошади, он бросился с драгунами своими в полном беспорядке в Молоховские ворота, потеряв генерал-майора Скалона. Это произвело беспорядок, которого невозможно было уже и исправить впоследствии.
Ворота с внутренним проломом вправо – довольно длинны и темны. Чрез них тянулись раненые из дела; драгуны проскакивали, сшибая с ног все, что было на пути их. Панический страх, их объявший, поддерживался жесточайшим огнем неприятельской артиллерии; зубцы стен отваливались, осыпая смертельно находившихся под их падением. Та часть пехоты, которая видела быстрое и беспорядочное удаление драгун, думала, что приказано отступать, и, теснимая многочисленным неприятелем, начала было подаваться к воротам. В это-то время Дохтуров слез с лошади, вынул шпагу и остановился пред наружным отверстием ворот – пехота остановилась и обратилась на неприятеля. Тут я приехал от главнокомандующего, к которому Дохтуров посылал меня донести о происходящем.
Я нашел Барклая де Толли на правой стороне Днепра у церкви. Он приказал мне передать генералу Дохтурову следующие слова: «Скажите Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии и более». Дохтуров, выслушав это, вскрикнул: «Сакермент! Что я один сделаю? Поезжай опять и проси сикурс». Я поскакал вновь. Город горел; гранаты везде лопались; по всем улицам ядра рикошетировали. Треск от огня, разрушающиеся стены, падающие трубы от ударов ядер, стекла – все на каждом шагу угрожало гибелью; улицы были наполнены тянувшимися ранеными, их провожатыми; многие лежали убитыми на улицах, как равно и лошади; беготня и вопли жителей разного пола и возраста. На мосту, также обстреливаемом, я встретил принца Евгения Виртембергского, идущего на помощь к Дохтурову. Узнав, где он, принц поскакал вперед.
Приехавши к Барклаю де Толли и доложив мне порученное, он объявил, что сикурс послан. После нескольких, сделанных мне вопросов он подозвал цесаревича Константина Павловича и велел ему отправить еще что-то. Я видел только гвардейских егерей, которых и оставил у моста.
Возвратясь к Дохтурову, я нашел уже войска принца вступившими в дело, но французы тогда были уже отбиты и более не предпринимали приступа; многие врывались к воротам, и множество было тут убито. Наши вступили в стены, и за оными вблизи были только стрелки.2
Стр. 107.
У нас убиты: шеф 11-го егерского полка генерал-майор Бала и шеф драгунского полка Скалон – пулями оба в голову.
До глубокой ночи продолжался огонь артиллерии. Два часа до света войска очистили Смоленск.
Ожесточение, с которым войска наши, в особенности пехота, сражались под Смоленском 5-го числа, невыразимо. Нетяжкие раны не замечались до тех пор, пока получившие их не падали от истощения сил и течения крови. Я испытал это на себе. Несколько кирпичей, обрушившихся от стены, осыпав более или менее окружавших Дохтурова, не изъяли и меня; я был в это время верхом и слушал генерала, отправившего меня к Барклаю. Ударом этих кирпичей в правую ляшку сорвало рейтузы и осаднило в кровь ногу. Я не почувствовал и не заметил того до самого вечера, а тогда нашел еще пулю в кармане, которая, конечно на излете, пробив фалду мундира, остановилась в носовом платке, бывшем в кармане. Боль в верхней части ноги была довольно значительна и обозначалась синим пятном: но все это, повторяю, было замечено и почувствуемо только тогда уже, когда битва кончилась. Я знаю многих с настоящими ранами остававшихся в бою, не замечая их; они удивлялись, когда им указывали на кровь и проч. 3
1 - Прусак, пред тем только вступивший в наш генеральный штаб, и, не имея еще мундира, носил партикулярный сюртук (Прим. - Липранди).
2 - На стр.102-й сказано, что остались только стрелки наши за стенами, а потом на 103 и 104-й, что принц Евгений (отправленный уже после) подошел к воротам, как наше войско, бывшее в поле, возвращалось в Малаховские ворота (Прим. - Липранди).
3 - Иван Петрович Липранди умер 9 мая 1880 г. Он до конца дней страдал от тяжелой контузии в колено, полученной при Смоленске еще в 1812 году.
Поделиться ссылкой:
