Перейти к содержимому

Смоленский капкан

25 июля 1812 года, Смоленск, военный совет объединенных русских армий. Жара cтоит такая, что даже мухи не летают, но обливающиеся потом генералы не замечают ее. Ибо решается вопрос жизни и смерти Отечества: мы будем наконец наступать или что?

«Собрав столь знатное количество отборных войск, получили мы над неприятелем то превосходство, которое он имел над разделенными нашими армиями. Наше дело воспользоваться сей минутой, и с превосходными силами напасть на центр его, разбив его войска по частям»,— вещал на совете Багратион. И не было ни одного человека в генеральских эполетах, кто бы с ним не соглашался.

Никто не собирался отступать дальше Смоленска. Да даже к Смоленску не собирались: по предвоенному плану Наполеона должны были остановить на линии Днепр — Западная Двина. В сдаче только что присоединенных к России польских Вильно, Гродно, даже Витебска никто не видел большой беды. Но Смоленск — другое дело, Смоленск — это уже исконная Россия. "Подходя к Смоленску, солдаты кричали: «Мы видим бороды наших отцов! Пора драться!» — вспоминал Глинка.

Барклай мог сколько угодно ссылаться на опыт Петра I, который завел шведов аж под Полтаву. Но Полтава в 1709 году — глухая пограничная периферия. А Смоленск — ворота в сердце России.

Барклай видел, что Багратион говорил чушь. Никакого превосходства у русских пока не было (120 тысяч на 170 у французов), да и где этот пресловутый «центр» противника — никто толком не знал. Но в кармане у Барклая лежало письмо от императора Александра: «Не иначе как с прискорбием должен был видеть, что отступательные движения продолжались до Смоленска: Я с нетерпением ожидаю известий о ваших наступательных движениях, которые, по словам вашим, почитаю теперь уже начатыми».

Фактически это был приказ наступать. И скрепя сердце Барклай утвердил решение военного совета: двинуться к Рудне и искать генерального сражения с Наполеоном.

Барклай шел в наступление с тяжелым сердцем: «Мы будем иметь дело с предприимчивым противником, который не упустит никакого случая обойти нас и через то вырвать из наших рук победу». Перед глазами у него стояло Регенсбургское сражение: в 1809 году австрийцы под командованием эрцгерцога Карла — одного из лучших полководцев Европы — пытались наступать на Наполеона. Французский император переманеврировал Карла, австрийцы потеряли треть армии и, отступая, сдали Вену.

К тому же наступали русские армии вслепую. Соприкосновение с противником, отдыхавшим от форсированных маршей, было потеряно. А утром второго дня операции Барклай получил разведсводку о движении французов в сторону Поречья, то есть севернее русских армий. А ну как Наполеон обойдет наш правый фланг и повторит Регенсбург?

А тут еще казаки под Инковом перехватили сообщение Мюрата генералу Себастиани: русские идут к Рудне. Выходит, мы наступаем с завязанными глазами, а французы все знают о наших планах!

И главнокомандующий отдал "стоп-приказ". 4 дня армии стояли у места с подходящим названием Приказ Выдра. А потом Барклай стал гонять корпуса и дивизии по треугольнику Смоленск - Рудня - Поречье, не зная, на что решиться.

Колонны блуждали по истоптанным тысячами людей дорогам, с вычерпанными до дна колодцами, с пожранной кавалерийскими лошадьми травой и сеном. Кавалерист-девица Дурова с ужасом вспоминала те дни: «Жажда палит внутренность, воды нет нигде; я сошла с лошади и достала на самом дне канавы отвратительной воды, теплой и зеленой, набрала ее в бутылку и, сев с этим сокровищем на лошадь, везла еще верст пять, не имея решимости ни выпить, ни бросить эту гадость, но чего не делает необходимость! Кончила тем, что выпила адскую влагу».

Армия изнемогала и роптала. Багратион возопил: «Если мы всегда будем думать, что фланги наши в опасности, то мы нигде не найдем удобной позиции». Наконец Барклай решился: идем к Надве. И тут…

А в это время Наполеон, отдохнув и приведя в порядок армию, навел мосты через Днепр, перешел на левый берег Днепра и двинулся маршем на Смоленск. Исследователи единодушно считают этот его маневр лучшим за всю кампанию 1812 года. Он выходил русским во фланг и тыл, ставя Барклая в катастрофическое положение. Разведка, возможности которой вообще сильно преувеличивают, этот его маневр прохлопала.

«Упрекают меня, что я не маневрировал в 1812 году: я сделал под Смоленском тот же маневр, как и под Регенсбургом, обошел левое крыло русской армии, переправился чрез Днепр и устремился на Смоленск, куда прибыл 24 часами прежде неприятеля,— писал Наполеон уже на Святой Елене.— Если б мы застали Смоленск врасплох, то, перешедши Днепр, атаковали бы в тыл русскую армию и отбросили ее на север».

Шансы застать Смоленск врасплох у него были отличные: почти все русские корпуса уже порядком отошли от города. Кроме одного…

Два обстоятельства спасли русских. Во-первых, Барклай еще до начала операции выставил у Красного 27-ю дивизию Неверовского. Она и встретила первый удар обходящей русских армии Наполеона. И в героическом бою, вошедшем во все советские школьные учебники истории, притормозила натиск французов, потеряв половину личного состава.

Второе обстоятельство в учебники не вошло, дабы не смущать школьников. Вторым обстоятельством была: водка. В русской армии служил принц Карл Мекленбургский. Французская разведка его характеризовала так: «Довольно хороший генерал, очень храбр в огне, но глуповат; любим своими офицерами и солдатами; любит много выпить». Характеристика была верной на 120%. В тот день, когда корпус генерала Раевского должен был выступить из Смоленска, возникла непредвиденная задержка.

«Впереди его приказано было идти 2-й гренадерской дивизии, но она не трогалась с места. Дивизиею начальствовал генерал-лейтенант принц Карл Мекленбургский, — свидетельствует Ермолов. — Накануне он, проведя вечер с приятелями, был пьян, проспался на другой день очень поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении дивизии. Промедление сие было впоследствии важнейшею пользою, ибо генералу Раевскому предстояло совсем другое назначение».

Получив приказ бегом возвращаться к Смоленску, Раевский в последнюю минуту успел занять город до подхода французов, летевших на плечах Неверовского. А если бы не задержка с выступлением на Надву — не успел бы…

В итоге Раевский и выиграл для русской армии те драгоценные 24 часа, весь день 4 августа отбивая атаки французов. В ночь на 5 августа армии Барклая и Багратиона вернулись к Смоленску, Барклай взял командование в свои руки, заменив обескровленный корпус Раевского Дохтуровым.

На следующий день Наполеон начал генеральный штурм города, бросив в бой корпуса Нея, Даву и Понятовского. Особенно неистовствовали поляки Понятовского, помня, что когда-то Смоленск был польским городом. Русские тоже помнили это. «Наши солдаты брали в плен некоторых французов, но все поляки были жертвами мщения», — вспоминал участник сражения Душенкевич.

Форштадты города были сожжены артиллерией, бой переместился к крепостной стене, воздвигнутой еще во времена Бориса Годунова. Пехоте Нея дважды удавалось ворваться на Королевский бастион, и дважды ее отбрасывали. Но к концу дня стало ясно, что обороняться в старых стенах под огнем 150 современных орудий — значит зря губить корпус. Барклай приказал оставить город. Утром 6 августа французы вступили в Смоленск, «пылающий, словно ад».

По мнению Клаузевица, служившего в штабе Барклая, отступать от Смоленска надо было еще 4-го. «Но Барклай бледнел от одной мысли о том, что скажут русские, если он, несмотря на соединение с Багратионом, покинет без боя район Смоленска, этого священного для русских города».

Из-за этой задержки у Наполеона еще оставалась возможность перехватить русских. Восточнее Смоленска Днепр делает излучину, и если бы французам удалось переправиться у Прудищево, то несколько русских корпусов попали бы в капкан.

Но ни одна армия не работает как швейцарские часы, и Великая — не исключение. Наполеон, вместо того чтобы организовать преследование, лег отдыхать — это был уже не тот железный человек, что раньше. Корпус Жюно не успел с переправой у Прудищево, Мюрат не проявил инициативы, а Ней не сумел сбить арьергард русской армии у Валутиной Горы.

Командовавший арьергардом генерал Тучков в какой-то момент прискакал к Барклаю (в отличие от Наполеона, тот круглые сутки не слезал с лошади, поспевая всюду).

— Ваше превосходительство, силы на исходе, я больше не могу удерживать противника.

— Возвратитесь на свой пост, пусть вас убьют; если же вы вернетесь живым, то я прикажу вас расстрелять, — ответил ему Барклай.

Бригада Тучкова была уничтожена, сам генерал, дважды раненный, попал в плен. Но дело свое он сделал. «Жюно и Ней упустили русских. Из-за них я теряю кампанию»,— в сердцах бросил Наполеон.

Новое отступление породило в войсках открытый ропот. Солдаты и офицеры не понимали, почему после такой героической обороны нужно было сдавать город. Ведь всем карту не покажешь, не объяснишь, из какого капкана пришлось выбираться.

Но этого не понимали — или делали вид, что не понимали,— и генералы. «Я клянусь всей моей честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда»,— писал Багратион в Петербург. Он окончательно теряет чувство меры, называя Барклая в письмах «дрянным генералом», «трусом», «бестолочью», «подлецом, мерзавцем, тварью».

При очередной встрече между ними разыгралась безобразная сцена:

— Ты немец! — кричал Багратион. — Тебе все русское нипочем!

— А ты дурак! Хоть и считаешь себя русским.

Ермолов в тот момент сторожил у дверей, отгоняя любопытных: «Командующие очень заняты. Совещаются между собой!»

Дошло до генеральского бунта: несколько командиров корпусов во главе с наследником престола великим князем Константином Павловичем (он командовал гвардией) явились к Барклаю и потребовали прекратить отступление. Командующий холодно ответил, что не нуждается в советах.

— Если бы я не был наследником престола, я вызвал бы тебя на дуэль, негодяй! — закричал Константин Павлович.

— Если бы я не был главнокомандующим, я принял бы ваш вызов, но сие запрещено положением моим, — сухо ответил Барклай. — И именно потому, что вы волею вашего августейшего брата состоите у меня по команде, извольте, генерал, делать то, что вам приказано.

Назвать цесаревича не «его высочеством», а просто генералом — это был открытый вызов. Как и категорический приказ покинуть армию и отправиться в Петербург. Барклай показал себя человеком со стальными нервами.

Так получилось, что Смоленская операция стала единственной, которую Барклай провел против Наполеона в качестве главнокомандующего. Ему еще доведется повоевать с французами, брать Париж — но уже под командованием других. Смоленск — это его «личное» сражение. Как его оценить? Метаниями у Рудни Барклай чуть было не погубил армию. Но он же и вывел ее, разжав уже сомкнувшиеся было клещи. Во всяком случае дело под Смоленском кончилось удачнее, чем под Регенсбургом.

Смоленская операция объясняет, почему Кутузов при отступлении французов так и не решился дать Наполеону генеральное сражение. От добра добра не ищут, а состязаться с лучшим оперативным умом эпохи было выше его моральных сил.

Смоленск стал лебединой песней Барклая как главнокомандующего. На 5 августа, еще до прихода известия об оставлении города, в Петербурге назначено было совещание по назначению нового главкома. «Когда Барклай, как нарочно, делал глупость за глупостью под Смоленском, мне не оставалось ничего иного, как уступить единодушному желанию — и я назначил Кутузова»,— писал сестре Александр I.

«Теперь нетрудно сказать, что прав был Барклай-де-Толли и что для одоления такого завоевателя, каков был Наполеон, требовались от России, для ее вечной славы, жертвы поважнее Смоленска»,— признавал после войны в мемуарах Граббе. Но тогда в жертву общественному мнению императору пришлось принести и Барклая.

Может, оно и к лучшему. У всякого человека есть свой предел. И после Смоленска Барклай его перешел. Он уже готов был дать генеральное сражение где угодно. Да вот хоть у Царева Займища. Напрасно его генерал-квартирмейстер полковник Толь бросился на колени, умоляя Барклая отвести армию с этой гиблой позиции. Встанем здесь и будь что будет, отвечал Барклай. И в этот момент ему доложили о прибытии Кутузова…

Константин Гайворонский
VESTI.LV - «Вести сегодня», 30.07.2012


Читайте также:
Представление генерала от инфантерии Барклая-де-Толли императору Александру I о движении армии в 1812 году

 

  
 

Поделиться ссылкой:

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Наверх