Перейти к содержимому

Успенский собор, отец Никифор, император Наполеон, маршал Мюрат и генерал Гюден

Не судите, и не будете судимы; 
не осуждайте, и не будете осуждены; 
прощайте, и прощены будете
(Лука, 6, 37)

 

 

Собор уцелел

В марте 1834 года умер Никифор Адрианович Мурзакевич — отец Никифор, автор первой печатной книги по истории Смоленска, незаурядная личность, человек с активной жизненной позицией, духовное лицо, вошедшее в историю города, как хранитель смоленских церковных святынь и, можно сказать, самой старины.
В 1835 году его сын, российский историк Николай Никифорович Мурзакевич, почтил память отца в статье «Достопамятности города Смоленска».1

Цитата: «Собор Успения Пресвятой Богородицы… Величественный собор сей и в 1812 году уцелел от повреждений и разорения, по ходатайству смоленского приходского (Одигитриевской церкви) священника, у самого Наполеона».

При этом делается ссылка на воспоминания французского генерала Сегюра, содержащиеся в книге «Histoire de Napoleon et de la grande armée, pedant l'année 1812».

В 1846 году статья с исправлениями и дополнениями выходит в сборнике «Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских».2

Цитата: «Величественный собор сей и в 1812 году уцелел от разорения, по ходатайству смоленского приходского Одигитриевской церкви священника Н. М. у самого французского императора, Наполеона».

Еще раз данный случай фиксирует «Автобиография»3 Николая Никифоровича, опубликованная в 1887 году, уже после его смерти.

Цитата: «Замечательно вышесказанное появление моего отца среди свиты наполеоновой. Оно описано графом Сегюром, в его " Histoire de Napoleon et de la grande armée, pedant l'année 1812", добавившим от себя хвалу Наполеону, а затем благодарственный молебен, будто бы моим отцом отслуженный, а где? — неизвестно, и потом — рассуждения о цели войны».

Надежные свидетели

Нам доступно сравнить взгляд четырех человек на одно и то же событие 6 (18) августа 1812 года. И тут необходима оговорка.

Закон не устанавливает ограничений быть свидетелем ни по возрасту, ни по родственным отношениям. Это в юриспруденции. Что касается семейных рассказов, которые могут стать преданиями или даже легендами, то тут вообще никаких ограничений.

Двое из свидетелей — дети отца Никифора Мурзакевича. Оба, по словам старшего из них, прятались в этот день на хорах собора. Удивительно, братья из одной семьи, но воспоминания их существенно разнятся.

Из первых уст

Отец Никифор в своих записках, известных как «Смоленский дневник с 1776 по 1834-й год»4,  сообщает о происшествии, датированном 6 августа.

«Наполеон, по словам о. Якова Соколова, осматривал некоторые части города, почав от Спасской церкви и до Воротней. Зять Наполеона, Неаполитанский король Иоахим Мюрат стал в архиерейском двухэтажном каменном доме. Слуги его, отбив двери Предтеченской церкви, стали грабить ризницу. Архимандрит Иосиф пригнал ко мне за помощыо. Я, консисторские П. Воронков, Залесский, прибежав, стали отнимать архиерейские облачения, уже ободранные; схоронив миро, антиминсы и вместе собрав рассыпанные медные деньги пятаками в 73 мешках, перенесли в кладовую Успенского собора. Вернясь, пробился к самому Неаполитанскому королю чрез польского переводчика; зная говорить по латыни, успел упросить не трогать собора и церквей, и дать "военную залогу" от мародеров. Благодарение Богу! успел; караул приставили. Французы захватили до 50 человек горожан, убежавших из города, заперли в Одигитриевской церкви. Узнав, отпросил нескольких, в том числе Вознесенского монастыря протопопа о. Поликарпа Зверева, отставного солдата Иванова, что жил у мещанина Коротаева, да мещанина Ивана Олецкого. Прочих, продержав недолго, распустили. Неаполитанский король первый вошел в собор со свитою и собаками; все в шляпах и киверах. Солдаты их, взобравшись на колокольню соборную, чудясь величине колоколов, от 500 до 1000 пуд, потешаясь, безобразно во оные звонили, как бы в набат».

Младший брат Николай, 6-ти лет

6 августа

«Около обеденной поры соборяне сказали моему отцу, что французы грабят архиерейский дом и оставленную без вывоза церковную ризницу. Не думая о последствиях, отец отправился в Предтеченскую церковь, где хранилась архиерейская ризница, и там нашел толпу придворных служителей неаполитанского короля, грабивших все, что могли. Не могши остановить грабежа, он отправился в новые архиерейские каменные палаты, где временно остановился принц Богарне, и там, не встретив в передних комнатах ни одного докладчика, пошел далее и наткнулся на нескольких иностранных генералов и нескольких поляков; начал им ломанною латынью говорить о грабеже церкви и о могущих быть от сего последствиях от раздраженных жителей за неуважение святыни. Энергический вид русского длиннобородого священника в широкой рясе подействовал влиятельно на неприятелей (между генералами находился и сам Наполеон): грабеж приказано прекратить, хотя уже все богатства были забраны, и к собору поставили караул из нескольких солдат, которые на другой день, вместо входных дверей, разместились на архиерейском амвоне, среди собора».5

Старший брат Иван, 12-ти лет

6 августа

«При наступлении полудня дети священника хлебом с огурцами пообедали и после уже некоторые из них сошли с хор, уверившись, что французы не бьют, не режут жителей, а только обдирают. Потом несколько семейств начали перебираться из своих домов с семействами и пожитками, избегая боя, насилия и грабежа. К вечеру священник Мурзакевич и отец Василий Щировский ободрились. [Вот и батюшка сошел с хор в Собор и стал посмелее, а старик отец Василий и не прятался к нам на хоры, а все время расхаживал по церкви.] Многие из офицеров французских входили в Собор, осматривали с удивлением огромное и великолепное здание, а за ними и солдаты, и некоторых из жителей обыскивали, чтобы отнять хлеб. В шесть часов вошел в Собор Неаполитанский король Мюрат с своими адъютантами и расспрашивал у священников через переводчиков, кем и когда устроен Собор [,удивлялся огромности Собора и особенно великолепию иконостаса, позолоте и его резной работе]. Священник Мурзакевич, как историк, на все вопросы удовлетворительно отвечал и потом сказал, что солдаты входят в Собор и грабят людей; он тотчас же велел приставить қараул в дверях Собора и кроме офицеров никого не пускать [,а на другой день, 7 августа, был поставлен караул из старой Наполеоновской гвардии и занял себе места на амвоне, среди Собора, где обыкновенно облачают архиерея. Входили же в собор в шапках, шляпах, с собаками и трубками во рту]; и по этому приказанию во все время занятия города французами при Соборе постоянно находились часовые, так что последний часовой при занятии города русскими был взят в плен, и чрез это Собор остался цел. Потом король Мюрат просил указать возвышенное место, с которого можно было посмотреть на сражение. Священники указали на колокольню. Но туда столько забралось солдат французских, что было тесно, и [они] во все колокола звонили с криком и смехом; и этот беспорядочный звон более четырех дней производился: самоволие французов никем не было останавливаемо».6

Постойте, а граф Сегюр?!

Николай Мурзакевич ссылается на воспоминание генерала Сегюра, квартирмейстера штаба Великой армии. В русском переводе цитата попала под сокращение. Небольшой отрывок ее на французском языке приводит опубликовавший «Автобиографию» Николая Никифоровича Мурзакевича князь Дабижа. (См. здесь - https://www.smolensk1812.ru/history/murzakevich_n_n/)

Приведем здесь полную цитату с переводом.7

«Dans ce même jour les réponses courageuses d'un pope, le seul qu'on trouva dans Smolensk, l'éclairèrent encore davantage sur l'aveugle fureur qu'on avait inspirée à tout le peuple russe. Son interpréte, qu'effrayait cette haine, amena ce pope devant l'Empereur. Le prêtre vénérable lui reprocha d'abord avec fermeté ses prétendus sacrilèges; il ignorait que c'était le génèral russe lui-même qui avait fait incendier les magasins de commerce et les clochers, et qu'il nous accusait de ces horreurs, afin que les marchands et les paysans ne séparassent par leur cause de celle de la noblesse.

L'Empereur l'écouta attentivement: «Mais votre église, lui dit-il enfin, a-t-elle était brulée?»—«Non, sir, répliqua le pope; Dieu sera plus puissant que vous; il la protegera, car je l'ai ouverte à tous les malheureux que l'incendie laisse sans asile!» — Napoléon ému lui répondit : «Vous avez raison; oui, Dieu veillera sur les victimes innocentes de la guerre; il vous récompensera de votre courage. Allez, bon prêtre, retournez à voire poste. Si tous vos popes eussent imité votre exemple, s'ils n'eussent pas trahi lâchement la mission de paix qu'ils ont reçue du ciel, s'ils n'eussent pas abandonné les temples que leur seule présence rend sacrés, mes soldats auraient respecté vos saints asiles, car nous sommes tous chrétiens, et votre Bog est notre Dieu.»

A ces mots Napoléon renvoya le prêtre à son temple, avec une escorte et des secours. Un cri déchirant s'éleva à la vue des soldats qui pénétraient dans cet asile. Une multitude de femmes et d'enfans effarés se pressèrent autour de l'autel; mais le pope élevant la voix leur cria: « Rassurez-vous: j'ai vu Napoléon, je lui ai parlé. Oh! comme on nous avait trompés, mes enfans! l'empereur de France n'est point tel qu'on vous l'a représenté. Apprenez que lui et ses soldats connaissent et adorent le même Dieu que nous. La guerre qu'il apporte n'est point religieuse; c'est un démêlé politique avec notre empereur. Ses soldats ne combattent que nos soldats. Ils n'égorgent point, comme on nous l'avait dit, les vieillards, les femmes et les enfans. Rassurez-vous donc, et remercions Dieu d'être délivrés du pénible devoir de les haïr comme des païens, des impies et des incendiaires.» Alors le pope entonna un cantique d'action de graces, que tous répétèrent en pleurant.

Mais ces paroles mêmes montraient à quel point cette nation avait été abusée. Le reste des habitans avait fui. Désormais ce n'était donc plus leur armée seulement, c'était la population, c'était la Russie tout entière qui reculait devant nous. Avec cette population, l'empereur sentait s'échapper de ses mains l'un de ses plus puissans moyens de conquête.»

Перевод.

«В тот же день нам стали известны смелые ответы священника, одного из немногих, которого нашли в Смоленске, и кто выражал собой слепую ярость, которая была внушаема всему русскому народу.  Вскоре этот священник, в сопровождении переводчика, которого пугала сия ненависть, предстал перед императором.  С нескрываемой твердостью, этот почтенный священник, начал упрекать [Наполеона] во всевозможных кощунствах; так, он игнорировал то обстоятельство, что именно русский генерал сам приказал предать огню склады и церкви, и обвинял нас во всех ужасах, напирая на то, что купцы и крестьяне есть неотделимая от дворянства сущность.

Император внимательно слушал, а затем спросил: «Но вот ваша церковь – пострадала ли она от огня?» — «Нет, господин – ответил священник, – Господь сильнее, чем вы; он защитит нас, потому что я уже открыл двери для всех несчастных, коих пожар оставил без крова…»  — Взволнованный, Наполеон ему ответил: «Вы правы; да, Бог будет заботиться о невиновных жертвах войны; он вас вознаградит за ваше мужество. Пойдите, добрый священник, возвратитесь на свой пост. Если бы все ваши [остальные] священники также следовали вашему примеру, а не трусливо прятались от своей миссии, которую они получили с неба, если бы они не оставили свои храмы, в которых единственное присутствие делает их неприкосновенными, то мои солдаты соблюли бы ваши святые убежища, так как мы — такие же христиане, и ваш Bog — наш Бог».

С этими словами император послал священника назад к его церкви в сопровождении сильного эскорта. Душераздирающий вопль поднялся при виде солдат, которые вошли в сие убежище. Множество испуганных женщин и детей жалось вокруг алтаря, но священник, подняв голос, крикнул им: «Успокойтесь, я видел Наполеона, я говорил с ним. О, как нас обманули, дети мои! Император Франции не такой, как вы представляли. Так что, успокойтесь: он и его солдаты знают и поклоняются тому же Богу, что и мы. Война, которую он принес, не религиозна, это политическая борьба с нашим императором. Его солдаты сражаются только с нашими солдатами. Они не убивают, как нам сказали, стариков, женщин и детей. Так что, не волнуйтесь и благодарите Бога за избавление нас от тягостного долга считать их язычниками, безбожниками и поджигателями». Затем священник запел благодарственный гимн, которому все подпевали плача.

Но сами его слова показывали, до какой степени была обманута нация. Остальные жители разбежались. Теперь это была не только армия, это было население, это была Россия, которая отступала перед нами. С этим народом император почувствовал, как из рук ускользает одно из самых могущественных его завоеваний».

Очевидно, что младший брат, апеллируя к мемуарам Сегюра, как будто не замечает, что у него «почтенный священник» не назван по имени. Вероятно, отец не рассказывал детям о своих «контактах» с Наполеоном, ведь столько больших неприятностей для всего семейства за ними последовало.

Воспоминания же старшего брата хорошо сочетаются с записками самого о. Никифора, образовавшими его «Дневник».  Быть может, они и подтолкнули о. Иоанна к написанию собственных воспоминаний. Цепкий взгляд, пристальное внимание к деталям, свежая память молодого человека отмечены составителями сборника «Смоленская старина. Выпуск второй. 1812-1912». «События, им пережитые, были до того грандиозны и необычайны, что могли неизгладимо врезаться в память его, как очевидца.»8

Гюден

Внимательному читателю пора спросить, при чем здесь французский генерал Гюден, упомянутый в заголовке.

Пройдем по воспоминаниям о. Иоанна, высказывая некоторые предположения.

«8-го августа осматривал Собор Наполеон с штабом своим. Караульная команда, расположившаяся на архиерейском амвоне, стала под ружье и сделала ему честь, и тогда во всем Соборе сделалась тишина. Он дошел до алтаря, остановился, снял шляпу, и за ним вся его свита, посмотрел во все стороны и, видя жителей, в большом числе расположившихся по соборному помосту, с каким-то негодованием посмотрел и вышел из Собора. (В черновике: «с каким-то мрачным видом посмотрел на бедных жителей, в беспорядке расположившихся в Соборе, и потом вышел».)9

Накануне, 7(19) августа, в сражении при Валутиной Горе был смертельно ранен один из лучших дивизионных генералов Наполеона Шарль-Этьен Гюден де ла Саблоньер, товарищ Бонапарта в годы учебы в Бриеннской военной школе.

Наполеон проявил личную заботу о раненом, отлично понимая, что теряет его. Кто может знать, о чем просил императора умирающий генерал.

«10 августа, пришел к Собору офицер с каким-то русским бедным чиновником, и после барабанного боя была прочтена им публикация на русском языке. Все жители вышли из Собора слушать эту публикацию, обнадеживающую, чтобы расходились по своим домам и занимались своими обычными делами, торговлею и работами, что со стороны французского начальства будет делана возможная справедливость и защита; и эта публикация была прибита на стене всходной широкой лестницы и оставалась там до самого выступления из города французов». (В черновике прочтение Наполеоновской прокламации отнесено не к 10, а к 11 августа. В дневнике самого Н.А. Мурзакевича под 13 августа записано: «Велено жителям выйти из Собора и разойтися по домам...»)10

Для чего понадобилось очистить собор от укрывшихся в нем жителей? Разве не разошлись бы они постепенно сами?

10(22) августа генерал Гюден скончался.

«Последующие затем дни 11-12 августа не были ничем особенным ознаменованы, только какого-то умершего штаб-офицера французского было отпевание в Соборе, и погребен за оградою с пальбою».11

Ничего особенного, кроме… Французский офицер высокого ранга, отпеваемый в православном Успенском соборе — вот нечто особенное! К тому же похороненный с отданием воинских почестей, "с пальбою", надо думать, артиллерийской — это вам не ружейная трескотня. Так салютовала из пушек Королевская крепость приезду Екатерины II.

Отпеваемый в православном храме католик. Возможно ли это вообще?

Комментарий доктора истории Эмана М. Вовси: «Священников во французской армии не было. Институт капелланов в 1794 г. был ликвидирован. С 1801 г. церковь была отделена от государства. Впрочем, многие солдаты и офицеры верили в бога, о чем есть упоминания в их письмах. Для военных Наполеон заменил религиозные атрибуты милитаризированными — построения, барабанный бой, особая система салютов и пр. Таким образом, отпевание французского генерала в русской православной церкви сомнительно».

Современные православные священники категоричны — невозможно.

«Верная во всем духу древней Вселенской Церкви, наша Русская Православная Церковь не только воспрещала отпевать инославных – римо-католиков, протестантов, армян и т.п., но даже совершать по ним панихиды. По чувству христианского милосердия она стала допускать в отношении к ним одно снисхождение – если умрет иноверец «христианского исповедания», и для погребения его не будет священника или пастора того исповедания, к коему принадлежит умерший, то православному священнику разрешается, облачившись в фелонь, проводить тело усопшего до кладбища и пением Трисвятого сопроводить опускание гроба в могилу. Внесение тела усопшего иноверца в православный храм не допускается.

Широта православной христианской любви, во имя которой иные призывают допустить церковную молитву за умерших христиан любого исповедания, не может простираться до пренебрежения православным учением веры, сокровище которой хранит в течение веков наша Церковь. Иначе сотрется всякая грань, отделяющая Единую Истинную Церковь от тех, кто оторван от благодатного союза с нею».12

Однако, обратимся к словам приснопамятного Святейшего Патриарха Сергия (Страгородского), писавшего в резолюции 11 марта 1935 года о возможности поминовения умерших инославных в православных храмах.13

«Вопрос о поминовении умерших инославных правилами нашей Православной Церкви и неоднократными распоряжениями церковной власти (например Святейшего Синода, когда членом его был и митрополит Филарет) разрешен совершенно определенно и именно в отрицательном смысле: ни отпевать инославных по православному чину, ни служить по ним панихиды, ни поминать их на проскомидии и ектениях не полагается.

<...>

Чем же тогда объяснить существующие на практике частные отступления от церковного порядка.

Они объясняются, прежде всего, смутностью церковного сознания в нашем обществе, отнюдь не исключая интеллигенции. Вековечный союз нашей церкви с государством привел к тому, что в нашем сознании на первый план выступило представление о православном государстве, а не о церкви, как всемирном союзе православных, объединяющем все страны и все народы.

Со словом церковь у нас скорее соединяется представление о здании, а со словом вера — о церковной службе. Отсюда русские за границей охотнее ходили за богослужением к униатам-славянам, где служат "по нашему", чем к православным румынам или грекам. Сознание себя, прежде всего, членами православного государства естественно отделяло нас от православных чужестранцев (даже до неприязни к ним), и наоборот, сближало с инославными католиками, армянами, лютеранами, служившими одному с нами государству. Тем более, что эти инославные, занимая известный служебный пост (например, губернатора, или командира в войсках и проч.), обязаны были по службе присутствовать за православным богослужением. Казалось уже неловким для православного духовенства оставлять таких начальников по их смерти без всякого внимания.

Эта неловкость действовала в особенности повелительно в ведомствах, где духовенству всего меньше позволялось рассуждать, т. е. в придворном и в военном. Памятны панихиды по германском императоре, по датской королеве, когда церковно более сознательные батюшки стыдливо прикрывали немецкого Вильгельма православным Василием».

«Pope?»

Ну что же. Большинство людей привыкло понимать "pope?" — короткий вопрос Наполеона, морозным ноябрем въезжающего в Смоленск, в адрес попавшегося ему на пути о. Никифора, как уточняющий его сословие. Но, может быть, он означал "Ты?"

Сенатор и председатель Военно-цензурного комитета Александр Иванович Михайловский-Данилевский, собирая материалы для создания многотомного «Описания Отечественной войны в 1812 году» в сентябре 1836 года получил из Смоленска сведения, содержащие ответы на поставленные им ранее перед управляющим на правах генерал-губернатора Смоленской и Белорусской губерниями Петром Николаевичем Дьяковым. Сведения эти были оформлены как «Записка о войне с французами в 1812 году».

На вопрос «Не осталось ли кого-либо из старожилов, кто бы видел тогда Наполеона или слышал какие либо из слов его?» был дан ответ: «Из народных рассказов известно, что во время пребывания Наполеона в Смоленске были у него священники Мурзакевич и Соколов; но что он говорил с ними, и какие причины побуждали их представляться к нему — по случаю смерти обоих не известно».14

Опоздал на два с половиной года с этим вопросом Михайловский-Данилевский. Жаль…

Автор приносит благодарность докторy истории Эманy М. Вовси (Университет штата Флорида) за консультацию при подготовке этой статьи.

 

Примечания:

1 Мурзакевич Н. Н. Достопамятности города Смоленска // Журнал Министерства народного просвещения. Часть восьмая. СПб.: Тип. Императорской Академии Наук, 1835. [Электронный ресурс] // РУНИВЕРС. URL: https://www.runivers.ru/philosophy/lib/book7643/420648/ (дата обращения: 12.12.2018).

2 Мурзакевич Н. Н. Достопамятности города Смоленска // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. Год первый. №2. М.: Университетская типография, 1846. [Электронный ресурс] // РУНИВЕРС. URL: https://www.runivers.ru/lib/book8180/461196/ (дата обращения: 12.12.2018).

3 Николай Никифорович Мурзакевич (1806-1883). Автобиография. Примечания и биографический очерк кн. В. Д. Дабижа. С.-Петербург, 1886. // Русская старина, 1887. Том LIII, январь. – СПб.: Типография В. С. Балашева, 1887. [Электронный ресурс] // Президентская библиотека. URL: https://www.prlib.ru/item/362560 (дата обращения: 12.12.2018).

4 Мурзакевич Н.А. История города Смоленска. Юбилейное издание Смоленского губернского статистического комитета под редакцией И.И. Орловского. - Смоленск: Типография П.А. Силина, 1903. [Электронный ресурс] // BIBLIOPHIKA. Электронная библиотека ГПИБ России. URL: http://www.bibliophika.ru/index.php?id=3152 (дата обращения: 12.12.2018).

5 Николай Никифорович Мурзакевич (1806-1883). Автобиография.

6 Смоленская Старина. Выпуск второй. 1812-1912. Юбилейное издание Смоленской Ученой Архивной Комиссии. Под редакцией Правителя Дел П. В. Михайлова и Члена Правления Н.Н. Редкова. Смоленск: Типография П. А. Силина, 1912. С. 198, 199.

7 Histoire de Napoléon et de la grande-armée pendant l'année 1812. T. 1 ; par M. le général comte de Ségur. - A. Lacrosse (Bruxelles), 1825. [Электронный ресурс] // Bibliothèque nationale de France. URL: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k200402c/f227.image (дата обращения: 12.12.2018).

8 Смоленская Старина, с. 176.

9 Там же, с. 200.

10 Там же, с. 202, 203.

11 Там же, с. 204.

12 Можно ли отпевать иноверцев? [Электронный ресурс] // Петропавловский Приход г. Иркутска. URL: http://pavelipetr.cerkov.ru/2014/11/03/mozhno-li-otpevat-inovercev/ (дата обращения: 12.12.2018).

13 Митрополит Сергий Страгородский об отпевании инославных, пьяниц и самоубийц. [Электронный ресурс] // Проект Томского информационно-консультационного центра по проблемам сект и оккультизма «К Истине». URL: http://www.k-istine.ru/base_faith/death/death_patriarh_sergii.htm (дата обращения: 12.12.2018).

14 Смоленская Старина, с. 32.

© А. В. Зеленский. При копировании (цитировании) текста статьи ссылка на сайт обязательна! 
 

Поделиться ссылкой:

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Наверх