Андреев Николай Иванович (1792-1870) — автор мемуаров, участник войн 1812—1814 гг.. В смоленском сражении — подпоручик, полковой адъютант 50-го егерского полка 27-й пехотной дивизии генерала Д. П. Неверовского.
Воспоминания офицера 50-го егерского полка
Русский архив, 1879 г. издаваемый Петром Бартеневым, книга 3.
Воспоминания офицера 50-го егерского полка.
/ ст. 186-189 /
Неприятель обложил весь город по Днепр. Наша первая армия стояла на горе за Днепром, а вторая билась два дни упорно, так что из первой армии дан был сикурс: 3-я дивизия Коновницына и лейб-егерской полк. Это угодно было Цесаревичу, который сам был при первой армии. С начала сражения наш баталион отправился на правый фланг города или за город к кладбищу. Мы были весь день в стрелках по мелким кустам. Я был послан к генералу Раевскому просить помощи, ибо мы с 4-х до 10-ти часов утра были одни и потеряли значительно людей, к тому же по обширности места удержать неприятеля не могли. Генерал приказал из дивизии принца Виртембергскаго полку Киевскому идти со мною, а после полудни была не только наша дивизия, да и много пехотных полков на пункте том, где мы несколько часов держались с баталионом. Отрядом нашим командовал генерал Оленин. Хотя я постоянно не был в стрелках, но по обязанности адъютанта водил по очереди из резерва роты в стрелки, что еще хуже: я был на лошади и в не высоких кустах мог быть верною целью. Весь день сражались неимоверно стойко, но к вечеру не могли вынести сильнаго напору и ретировались в город. Тогда генерал Оленин остановил бегущих, велев вывести орудие на улицу. Люди остановились и прогнали неприятеля, а драгуны после докончили, и на ночь город остался за нами. С разсветом на другой день также потеха возобновилась, но нас посылали только четыре раза в стрелки; баталион убавился более половины. Два ротные командира наповал были убиты один из них убит возле своего дома, поручик Кунцевич, двое тяжело ранены, а прочих офицеров со мною на лицо из 21-го оставалось 8-мь.
Мы отдыхали на валу городском и смотрели, как сильно колонны подвигаются во множестве к городу; ибо нам и кусты все были видны с возвышения, как на тарелке. Утром, часов в 11-ть, командир Одесскаго полка полковник Потулов,1 увидя меня сидящаго с офицерами на земле, пригласил к себе закусить. Мы выпили водки и съели хорошей ветчины и телятины. Он очень был грустен, сказал, что вчерашний день у Малаховских ворот убили его любимую лошадь и, взяв меня и адъютанта своего Аксентьева за руки, пошел ближе к валу, где у нас стояли пушки, посмотреть, как смело подымаются на гору Французы; но едва успели мы подойти к концу горы, как несчастный полковник был убит наповал, держа нас за руки. Пуля прошла в грудь на вылет в сердце, и он не сказал ни слова. Степан Степанович Потулов служил прежде капитаном в Преображенском полку, полковником произведен там же и назначен шефом Одесскаго полка, был умен и необыкновенной доброты. Весь полк о нем плакал; об офицерах и говорить нечего: он их баловал и был отцом для них. Тут же его и похоронили у стены Смоленска. Верно, родные в последствии сделали ему памятник, но память о нем долго оставалась и по преданию в полку.
Сражение продолжалось до поздней ночи два дня, равно упорное, и удивительно, как могла наша вторая армия, из 6 дивизий с небольшим, держаться так долго в стенах Смоленска. Город не был укреплен, кроме что имеет каменную стену почти такую же, как в Пскове. Первый день приступа неприятеля по большой части все были Поляки и Итальянцы; но на второй всех племен. Зрелище ужасное! Город горит, людей бьют, крик, стон, стукотня и трескотня с пожаром, и это до того присмотрелось, что мы могли есть и спать, не думая ни о чем. Под вечер вынесли из собора образ Смоленской Божией Матери, которая и была при армии не знаю долго ли, но пред сражением Бородинским 25-го Августа ее носили по рядам солдат обеих армий. Ночь с 5-го на 6-е Августа все было тихо, баталион наш был в передовой цепи на том же месте, поротно. Я не спал и вздумал проехать вдоль реки к мосту. Не знаю что меня завлекало видеть руины и узнать, будет ли или есть ли первая армия в Смоленске; ибо мы все роптали, что армия за городом хладнокровно смотрит на бой, а нам худо держаться. Подъезжая к мосту, вижу, что проходит войско. Я подъехал на мост, и штаб-офицер свиты его величества спрашивает у меня, нет ли там войска, откуда я приехал? Я сказал, что других не знаю, а есть наш баталион в цепи на правом фланге. Он просил меня скакать и велеть баталиону немедля бегом прибыть сюда, ибо армия выходит из города и что он сей час зажигает мост, прежде чем будет разсветать, чтобы мост был уничтожен. Я прискакав объявил нашему маиору Антонову, который-долго не решался оставить без приказа своих начальников свой пост; но по убеждению моему велел подвигаться. Чрез четверть часа прискакал адъютант наш навстречу с приказанием идти бегом, что мост сожгут, и едва мы перебежали оной, как его взорвали, но бывший пред нами взвод Одесскаго полка, которому не дано было знать и быть может и еще подобные, остались: так и взяты в плен. Там был мой знакомый порутчик Крутов; но я не знал тогда, и было каждому до себя. И так по случаю, что мне вздумалось проехаться, наш баталион и я спаслись от плена. То было Провидение Всевышняго. Я, проводя последний день в стрелках, был удивлен по возвращении на место к баталиону: опустя руку в карман и вынув табакерку, заметил, что она разбита в дребезги, над карманом пробито. Осмотрел лошадь и нашел сзади в седле пулю, завязшую в обруче железном, а у казенной моей лошади в первый день сражения отбило копыто, когда я ее вел в поводу, указывая место 8-й роте где наши стрелки. Сражение каждое есть велико для того, кто участвует в нем, потому что и одним выстрелом может повалить, как говорят, виноватаго. Не умолчу об одном случае и верю, что есть предчувствие. У порутчика 8-й роты нашего баталиона была тетка, и у нея на Форштате свой дом. После сражения стрелки сменяются для отдыха довольно часто, тетка его приносила ему и нам, завтраки, и он более 15-ти раз в два дни был в стрелках с удовольствием, брал пленных, был примерной храбрости офицер, в последний же раз около вечера пришла его очередь, он пошел к маиору и убеждал его не посылать. Маиор спросил, не болен ли он? — «Что-ж, Иван Дмитриевич, я совершенно здоров; но тоска ужасная, идти не хочу, робость напала». Тот его убеждал и просил идти, сказывая, что ему будет стыдно и что он его за храбрость под Красным и в Смоленске представит к Владимиру с бантом. Пошел Кунцевич и против обыкновения простился со всеми нами, но едва разсыпались его стрелки, как был поражен пулей на повал. Я велел после его искать, чтобы похоронить, и что же? Его вечером принесли всего ограбленнаго: сапоги, сертук и все сняли Французы. Мы его похоронили на дворе его дома. Несчастная тетка его, бедная женщина, была неутешна и с нами вышла из города, а после мы ее потеряли из виду. Еще такой же был случай с прапорщиком, и тот убит!
Мы пошли из Смоленска, и на разсвете уже неприятели заняли город и отыскивали переправы; кажется, что они простояли в нем дня два.
1 - Александр Александрович Потулов, сын бывшего Пензенского губернского предводителя дворянства А. Н. Потулова, по ошибке Н. И. Андреевым назван Степаном Степановичем. http://vigolovan.livejournal.com/7692.html
Поделиться ссылкой:
