Перейти к содержимому

Бутенёв А. П.

Бутенёв Апполинарий Петровичgerb_alexander1ru

Бутенёв Апполинарий Петрович (1787-1866) — русский дипломат, посол в Константинополе и Ватикане. В 1812 году прикомандирован к дипломатической канцелярии князя П. И. Багратиона.

Воспоминания Апполинария Петровича Бутенева

Русский архив, 1881 г. издаваемый Петром Бартеневым, книга 3, с. 5-84.

Воспоминания Апполинария Петровича Бутенева

Записки славного дипломата А. П. Бутенева печатаются с неизданной французской рукописи, сохранившейся у сына его Константина Апполинарьевича Бутенева, который почтил наше издание сообщением их. — П[ётр]. Б[артенев].

Воспоминания о моем времени

Штутгарт. Декабрь 1859.

/ с. 72-77 /
Чем дальше шла армия в глубь страны, тем безлюднее были встречавшиеся селения, и особенно после Смоленска. Крестьяне отсылали в соседние леса своих баб и детей, пожитки и скотину; сами же, за исключением лишь дряхлых стариков, вооружались косами и топорами, а потом стали сжигать свои избы, устраивали засады и нападали на отсталых и бродячих неприятельских солдат. В небольших городах, которыми мы проходили, почти никого не встречалось на улицах: оставались только местные власти, которые по большей части уходили с нами, предварительно предав огню запасы и магазины, где к тому представлялась возможность и дозволяло время.

Сколько помню, за один переход до Смоленска, армия князя Багратиона остановилась на несколько дней, в ожидании вестей из первой армии, которая в свою очередь двигалась или вернее отступала от Витебска в том же направлении: надлежало условиться относительно дня соединения и размещения войск за Смоленском на обоих берегах протекающего там Днепра. Когда все распоряжения были сделаны, состоялось наконец 22 июля замышленное с первого дня войны и столь желанное соединение. Оно достигнуто целым рядом искусных и быстрых мероприятий, после стольких усилий и славных дел, после стольких трудов и лишений для солдата, в течении четырех или пятинедельного постоянного отступления: неприятель нас преследовал, как охотник преследующий страшного льва, в ежеминутном опасении, что тот его растерзает. День этот пришелся на именины императрицы Марии Феодоровны. Войска обеих армий вступали в Смоленск в парадной форме; впереди ехали на встречу один другому главнокомандующие с главными штабами и множеством генералов и офицеров. Великолепная погода, при безоблачном небе, придавала блеску этой торжественной встрече. Войска разместились вдоль главных улиц; позади их радостные лица городских жителей, всех возрастов и сословий, одетых по праздничному, и в числе их множество Москвичей, приехавших нарочно повидать войска, от которых зависело общее спасение. Духовенство, в церковных облачениях с крестами в руках, стоя у церквей, благословляло храбрых солдат и принимало генералов, заходивших в церкви на царский молебен. Все это вместе представляло собою такое величественное и поучительное зрелище, что никакое перо и никакое слово не в силах выразить тогдашних ощущений; и теперь, через 48 лет, на старости лет и в положении совершенно ином, после всего пережитого и испытанного, я не могу без особенного одушевления вспоминать о том времени, которое оставило во мне, как и во всех участниках и очевидцах, самое разительное впечатление.

Первая неделя совместного пребывания обеих армий в Смоленске и его окрестностях была посвящена отдыху, в котором так нуждались войска. Молодежь главной квартиры воспользовалась не только удобствами, но даже увеселениями городской жизни. Главные городские власти и соседнее дворянство, обнадеженные присутствием войск, не скупились на гостеприимство. По Смоленским улицам сновали довольно богатые экипажи. Был даже Русский театр с странствующими актерами, правда очень жалкий, но привлекавший толпу военной молодежи, которая была рада и этому развлечению после продолжительного пребывания в городах и деревнях Польши, на половину Жидовских, и после тяжкого похода, прерываемого лишь сражениями. Лица обоих полов ходили молиться по церквам и прогуливались по старинным укреплениям Смоленска, с средневековыми башнями и бойницами. Смоленск некогда был одною из твердынь России и выдержал несколько продолжительных и славных осад во время наших войн с Польшею в XVI и XVII столетиях. С высоты этих укреплений мы любовались прекрасными видами по обоим берегам Днепра; они соединялись мостом, по которому вела большая Московская дорога на Вязьму и Можайск.

Помнится мне, что в губернаторском доме поместился Барклай, в качестве главнокомандующего главною армиею и в тоже время военного министра; князь же Багратион (старше его по чину и кавалер Андреевского ордена, которого у Барклая не было) занял дом в одном из предместий города. По близости расположились его штаб и свита. Мне отвели крошечное помещение вместе с поручиком главного штаба Михаилом Александровичем Ермоловым24. Утро мы слонялись по городу и потом сходились на гостеприимный, простой, но обильный обед к главнокомандующему, который за столом всегда бывал добр, приветлив, словоохотлив и неистощим в рассказах о своих бесчисленных походах на Кавказе, в Польше, Италии, Германии и Турции. За этими обедами видел я старого генерала Беннигсена и бывшего статс-секретаря Н. Н. Новосильцова, который после Тильзитского мира сошел со сцены и отправился частным человеком путешествовать по Германии.

Главнокомандующие конечно видались друг с другом для совещаний о дальнейших военных действиях, но личные отношения их были натянуты и холодны.

В Смоленске я съехался вновь с моим дипломатическим товарищем А. Д. Олсуфьевым. До того времени он числился при Московском Архиве Иностранных Дел, этом можно сказать рассаднике будущих деятелей государственной службы, откуда вышли: Д. В. Дашков, человек отменных дарований, античной высоты характера и обширной образованности, впоследствии министр юстиции и преемник Сперанского по законодательным работами (бывший лучшим и надежнейшим другом, какого имел я во всю мою жизнь, рано у России похищенный смертью в 1839 году); граф Блудов, друг и сподвижник Дашкова; князь Козловский, человек исполненный ума, дарований и образованности, особливо классической, пытавшийся, во время своего министерского служения в Турине, ввести вновь латинский язык в употребление дипломатии. В 1812 году молодые дворяне, состоявшие при Московском Архиве, толпою кинулись служить в армиях и в ополчении. Олсуфьев, отлично воспитанный и самого любезного нрава, скоро сделался одним из ближайших моих приятелей. Мы делили с ним и помещение, когда оно выпадало на нашу долю, и скудную пищу, и скудный запас чтения; занятий по службе у нас никаких не было. Московские друзья князя Багратиона поручали ему Олсуфьева, опоздавшего приездом в Смоленск вследствие кончины и похорон своего зятя Муханова, о котором я говорил выше.

Вторая армия, занимавшая Смоленск и его окрестности, должна была перейти на другой берег Днепра, где расположилась первая армия. Барклай предполагал, с этими соединенными силами, дождаться главной армии Наполеона и вступить с ним в сражение, в местности, которая, по разведкам офицеров нашего главного штаба, признана благоприятною. Таким образом мы должны были покинуть наши уютные Смоленские квартиры и последовать за главною квартирою князя Багратиона, которая переправилась за Днепр и остановилась на ночь в ближней деревне с тем, чтобы на другой день встретить неприятеля. В Смоленских укреплениях оставлен сильный гарнизон под начальством Раевского. В течении ночи получено известие, вследствие которого пришлось поспешно изменить эти распоряжения: узнали, что сильный неприятельский корпус, идя на город Красный, встретил и разбил дивизию генерала Неверовского, оставленную для наблюдения на том Днепровском берегу, который мы вчера покинули и состоявшую исключительно из новобранцев, с мальчиками-офицерами, лет 17 или 18-ти, только что вышедшими из кадетских корпусов. Дивизия Неверовского, покрыв себя славою отчаянного сопротивления, не дав неприятелю ни пушек, ни пленных и уступив лишь превозмогавшей силе, но потеряв в бою множество людей, пришла в Смоленск. За нею по пятам гнался король Мюрат, и едва оставалось времени, чтобы принять меры к обороне города, который мог быть захвачен неприятелем. Вот почему наши военачальники принуждены были оставить мысль о большом сражении, и решено, чтобы кн. Багратион удержал Смоленск, хоть бы только на несколько дней, и тем дал Барклаю возможность стать на большой Московской дороге и там дожидаться с одной стороны оборонителей Смоленска, а с другой Милорадовича, который должен был привести новые дружины, набранные в Москве и во внутренних губерниях. Утром произведены эти передвижения, и тогда-то, с высокого Днепровского берега, из Багратионова бивака, находившегося насупротив Смоленска, пришлось мне в первый раз увидать неприятельское войско. Колонна за колонною, правильно и быстро нападало оно сначала на отряды наши, поспешно выстроившиеся за городом, а потом на высокие и древние укрепления, стены и башни Смоленска. Днепр, не очень широкий в этом месте, отделял высоту, где мы находились, от города и от той открытой местности противоположного берега, где происходило кровавое дело. Расстояние было версты в две или три, так что простым глазом, не прибегая к трубкам и телескопам, которые были расставлены возле главнокомандующего и его свиты, можно было отлично и безнаказанно25 рассматривать движения неприятеля, его пехотные колонны с застрельщиками впереди и его кавалерийские взводы, которыми с боков прикрывались батареи летучей артиллерии. Пушечные и непрерывные ружейные выстрелы со стороны нападающих и со стен и бастионов Смоленских долетали до нас, как раскаты близкой грозы и громовые удары, и по временам облака густого дыма застилали эту величественную картину, которая производила потрясающее действие на меня и на моего товарища, но за которою окружавшие нас военные люди, привыкшие к боевым впечатлениям, следили, правда, с заботливым любопытством, но, по наружности, с невозмутимым спокойствием и как бы с равнодушием. День стоял необыкновенно жаркий. Сражение началось в 6 или 7 часов утра и продолжалось несколько часов сряду. Главнокомандующий, с зрительною трубкою в руках, беспрестанно получал донесения от лиц, распоряжавшихся обороною города, и, отряжая к городу новые подкрепления рассылал адъютантов и ординарцев с своими приказаниями и туда, и к войскам, находившимся на нашем берегу. Позади нас очутились продавцы с плодами, с холодною водою, квасом и пивом. Военные люди поочередно ходили к ним утолить жажду и спешно возвращались к месту наблюдения. Так прошло все утро. К 3 или 4 часам по полудни, Раевский, оказав чудеса храбрости и неутомимости, во главе бестрепетных воинов, одушевленных его примером, успел отразить третье или четвертое нападение короля Мюрата и заставил его уйти из-под Смоленска с громадною убылью в людях. Когда у нас увидели, что неприятельские колонны отступают и бой кончился, князь Багратион сел на лошадь, со всею свитою пустился вниз, и через мост поехал в город благодарить Раевского и его войска за такое геройское сопротивление втрое сильнейшему неприятелю. Один из офицеров, которые ездили в Смоленск с главнокомандующим, рассказывал мне по возвращении, что некоторые улицы были загромождены ранеными, умирающими, мертвыми, и что не было возможности переносить их в больницы или дома. Зажиточные обыватели разбежались, покинув имущество и спасая только свои семьи; а бедные люди прятались по дальним местам города, в сараях и погребах; во многих частях были пожары. Когда главнокомандующий проезжал по городу, беспомощные старики и женщины бросались перед ним на колени, держа на руках и волоча за собою детей, и умоляли его спасти их и не отдавать города неприятелю. Раевский, с главными своими подручниками, выехал к нему на встречу, и они вместе ездили осматривать сильно пострадавшие стены и бастионы. Смоленский собор также отчасти потерпел от бомб, однако уцелел, и в нем в тот же вечер был отслужен благодарственный молебен за освобождение города. Множество народа и солдат, сливали с церковным пением свои стоны и громогласные молитвы. Князь Багратион съезжал и вниз на ровное место, покрытое убитыми и умиравшими, осмотрел вновь расставленные свежие отряды, здоровался с войсками, навестил главнейших лиц, получивших раны, и наконец снова переправился за Днепр в свой [штаб].

Убыль людей в корпусе Раевского оказалась страшная, а между тем на другой день надо было ждать нового приступа. Поэтому в ту же ночь решено было заместить его корпусом Дохтурова, на которого и возложено тяжкое дело сколь возможно долее оборонять Смоленск, чтобы дать остальным корпусам второй армии возможность на другой день соединиться на Московской дороге с большою армиею Барклая, которая шла туда с целью затруднить приближение неприятельских сил к древней столице. Князь Багратион двинулся в поход на следующее утро, послав вперед обозы и артиллерию. Он и его свита, на этот раз еще более многочисленная, замыкали шествие. Я с Олсуфьевым ехали верхами вместе с адъютантами. Вскоре услышали мы пушечные выстрелы: неприятель возобновил нападение на Смоленск. Некоторое время нам приходилось ехать вдоль Днепровского берега; Французская батарея с противоположного, довольно близкого в этом месте берега, заметила нас, и ядра засвистали по направлению к нам. По счастью они только перелетали через наши головы и ни в кого не попадали.

24 - Это был сын Екатерининского любимца. Он совершил все походы 1812 - 1815 и скоро достиг генеральского чина, при тогдашнем быстром производстве. Потом он женился во Франции, поселился там и по временам приезжал в Россию.

25 - Будь тогда карабины Минье или нарезные пушки, наша наблюдательная кучка была бы вмиг прогнана и рассеяна.

   

Поделиться ссылкой:

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Наверх