Ларрей Доминик Жан (1766-1842). Французский военный хирург, основоположник военно-полевой хирургии. В 1812 г. главный хирург Великой Армии.
Воспоминания о военной хирургии и кампаниях барона Д. Ж. Ларрея
Париж, 1817.
Dominique-Jean Larrey.
Mémoires de chirurgie militaire et campagnes du baron D. J. Larrey,.... Tome IV
Paris, Chez J. Smith, Imprimeur-Libraire, rue de Montmorency. 1817
/ с. 29-37 /
Армия прибыла к холмам Смоленска. Их надлежало атаковать, добывая штыками один за другим. Эта операция, хотя и очень трудная, из-за особенностей расположения и извилистых дефиле, которые нужно было пройти, была завершена в двадцать четыре часа. Я прибыл вовремя с нашими полевыми госпиталями для перевязки раненых: место было атаковано и взято штурмом назавтра, 18 августа. Неприятель оказал сильнейшее сопротивление на всех пунктах, но что оно значило против испытанной доблести и бесстрашия французов? Взятие Смоленска будет считаться в числе самых значительных военных подвигов всей кампании. Возгорания, произошедшие во время атаки в нескольких местах города и предместьев, имели результатом ужасные пожары, поскольку большинство построек были деревянными. Эта случайность способствовала отступлению русских и вступлению французов в город.
Штурм Смоленска был одним из самых кровавых, что я видел. Входные ворота, проломы и главные улицы были забиты мертвыми и умирающими, в основном русскими. Их потери были огромны: не сосчитать мертвецов, которые обнаруживались постепенно в городских канавах, в оврагах между холмов, на берегу реки и на мостах. С нашей стороны было двенадцать сотен убитых и около шести тысяч раненых, большинство из которых получило первую помощь прямо на поле сражения, насколько это позволили боевые действия. Я провел множество операций в амбулансах на передовой, откуда мы вывозили раненых со всей возможной скоростью, чтобы собрать их в пятнадцати больших зданиях, превращенных в госпитали. Некоторые из них находились рядом с главными пунктами сражения, другие в предместьях, и наиболее значительные в городе.
Здесь, как и в Витебске, нам не хватало различных материалов для перевязки раненых. Я должен был, как часто в подобных случаях, придумать средства, которые бы восполнили нам то, чего не хватало: так, вместо тряпичных бинтов, которые закончились в первые же дни, для перевязки раненых солдат я использовал бумагу, которую мы нашли в архиве, здание которого было назначено для госпиталя. Пергаменты служили шинами и ремнями для шин при фиксации переломов, пакля и березовые сережки (betula alba) заменили корпию, бумага также служила и для постели больного. Каких только трудностей нам не пришлось преодолевать! Каких скорбей мы не пережили в этой ситуации! Почти все жители оставили свои дома, а те из них, в которых оставались ресурсы, стали добычей пламени и грабежа. Мне активно помогли во всей этой работе хирурги полевых лазаретов Главной квартиры и гвардии. Мы были заняты днем и ночью перевязкой солдат, которых настигли железо и огонь, и, не смотря на недостаток средств, которыми мы располагали, все операции были сделаны в первые двадцать четыре часа.
Самые серьезные и самые разнообразные случаи ранений в большом числе принесло нам взятие Смоленска.
Одна из весьма примечательных ран была у капрала 13-го линейного полка. Тяжелое ядро раздробило на части головку левой плечевой кости, ключицу и целиком лопатку; костные фрагменты были вывернуты на спину вместе с разорванными и слипшимися мягкими тканями. Рана была в страшном состоянии. Этот воин, испытывая невыносимые страдания, требовал избавить его от остатков руки и большого числа осколков костей, застрявших во плоти.
Несмотря на небольшую надежду, которая была у несчастного, я попробовал следующую операцию. После того как я отделил руку, которая держалась только клочьями тканей, и перевязал подмышечную артерию, я извлек все костные фрагменты, отделив мышцы от их периоста; я иссек основные дезорганизованные лохмотья; я стянул висящие бахромой неровные края этой огромной раны и зафиксировал с помощью нескольких агглютинирующих повязок и большой оконной занавески, смоченной живым раствором гуммиарабика, с муриатом соды; пук тонкой пакли и плечевой бандаж завершили перевязку. Я вверил этого раненого, который сразу же после операции успокоился и затих, присмотру мсье Спонвилля, хирурга "летучего амбуланса". Позже мне сообщили, что он был эвакуирован на тридцать пятый день из Смоленска в Польшу, находясь на пути к выздоровлению. У меня не было никаких новостей с тех пор; но есть все основания полагать, что, если не случилось другого заболевания, этот солдат был спасен.
В первые двадцать четыре часа я сделал одиннадцать ампутаций руки в лопаточно-плечевом суставе. Девять из этих пациентов были полностью исцелены до нашего возвращения из Москвы; два других скончались от дизентерии. Этот необычайный успех обосновывает точку зрения на благоприятный исход такой операции. Я также провел несколько ампутаций бедра в его верхней четверти, сформировав два лоскута. У меня будет возможность поговорить об этой операции в конце кампании.
Было чрезвычайно трудно снабжать больницы с большим количеством раненых и больных французов и русских, которые у нас были. Русские с нашими были вперемешку, и они получали такую же заботу и помощь от нас. Между тем удалось спасти от грабежа и пожара большое количество медикаментов первой помощи, вина и водки. Из близлежащих деревень нам отправляли скот, продовольствие, и были получены запасные амбулансы, перевязочный материал и корпия. Эти разнообразные возможности и неутомимое рвение наших хирургов быстро привели к исцелению всех тех, кто получил лишь легкие ранения. Все серьезные раны были в целом в очень хорошем состоянии, когда через месяц закончилось продовольствие всех видов, кроме муки, несколько конвоев с ней были получены из внутренних областей. Все солдаты, которые не были ранены в нижние конечности, смогли избежать последствий этого дефицита; остальные сильно пострадали.
Властная необходимость обеспечить помощь приблизительно десяти тысячам раненых русских и французов, находящимся в госпиталях Смоленска, и глубокое уверенность, что армия, после столь больших успехов, и при приближении к осенним дождям, почти не выдвинулась бы дальше на север, привела меня к тому, чтобы оставить в этом городе, помимо офицеров медиков из резерва, пять наших подразделений передвижных амбулансов. Я уехал с шестым и двумя моими персональными учениками, чтобы отправиться к Валутиной горе, в пяти или шести льё от Смоленска по дороге в Москву, где авангард под командованием генерала Гюдена ввязался в упорный бой, затрудненный тем, что арьергард противника занял цепь небольших холмов, которые окаймляют правый берег Днепра и простираются против его течения, параллельно городу Смоленску и прилегающим холмистым горам. Я перевязывал раненых в этом бою. Генерал Гюден был в их числе, но я прибыл слишком поздно, чтобы сделать операцию, которую требовали его раны. Одна его нога была оторвана пушечным выстрелом, икра другой разбита до костей. В обеих конечностях стремительно началось интенсивное воспаление; эретизм и гангрена быстро проявились в ранах, и смерть на третий день прекратила мучения этого достойного и смелого генерала, который очистил штыками почти неприступную позицию у Валутиной горы, защищаемую русскими гвардейскими гренадерами. Мы нашли дефиле у этой горы, заполненным мертвецами из этого элитного отряда: наши в соотношении один к четырем против русских. Этот новый успех, без сомнения, по началу суливший надежду дать последнее решающее сражение, побудил Наполеона преследовать неприятеля в его отступлении к Москве.
Чтобы его догнать, я ускорил перевязку шести или семи сотен раненых, которых дал нам этот последний бой, и оставил с ними мое шестое подразделение передвижных амбулансов, которое возвратило их в Смоленск. Со мной остались только два помощника, и мы смогли добраться до Главной квартиры только на первой остановке в Дорогобуже. Проехав этот город и цепь холмов перед ним, мы в последний раз пересекли Днепр и обнаружили огромные равнины, которые собственно составляют большую часть России. У входа на эти равнины и на берегах реки находятся несколько земляных курганов пирамидальной формы, которые жители соседней деревни назвали нам могилами жертв кровавой битвы, однажды произошедшей между русскими и поляками. Мсье барон Перси описал в своем институтском докладе аналогичные памятники, которые он наблюдал в разных частях Германии. Вид этих могил произвел на меня мучительное впечатление. Не должны были ли они действительно внушить мрачные мысли людям, которые лицезрели друг друга столь удаленными от родных мест, когда начинался сезон дождей, первый период зимы этого климата, и когда мы могли опасаться скверного состояния дорог, подвергающих армию на марше большим опасностям, точно таким, как мы уже испытали в Пултуске во время 1-й польской кампании?
© Перевод А.Зеленский, 2019. При цитировании ссылка на сайт обязательна.
Дополнительно.
Увлекательный и эмоциональный рассказ о судьбе Доменика Ларрея — «Рождение неотложной помощи»:
Поделиться ссылкой: