Раймон Эмери Филипп Жозеф де Монтескью-Фезенсак (1784-1867). Французский генерал и политический деятель Империи. В 1812 г. во время Русской кампании в чине шефа эскадрона был адъютантом начальника главного штаба Великой армии маршала Бертье. 12 сентября 1812 года принял командование 4-м линейным полком в корпусе маршала Нея.
Записки о Русском походе в 1812 году
Тур, 1849.
Raymond de Montesquiou-Fezensac.
Journal de la campagne de Russie en 1812, par M. de Fezensac
Tours, 1849.
/ с. 29-38 /
Император провел в Витебске пятнадцать дней; каждое утро в шесть часов он присутствовал на разводе караулов перед своим дворцом; он требовал, чтобы все присутствовали при этом; он даже снес несколько домов, чтобы расширить территорию. Там, при участии генерального штаба и гвардии, он вникал до подробностей во все административные вопросы управления армией; вызывались военные комиссары и офицеры медицинской службы, которые объявляли о состоянии средств содержания, как лечили больных в госпиталях, сколько перевязочных материалов собрали для раненых. Часто они получали очень резкие выговоры или упреки. Никто, кроме Наполеона, не заботился о снабжении и госпиталях армии. Но мало отдавать приказы, необходимо, чтобы эти приказы выполнялись, а с учетом быстроты передвижения, сосредоточения войск в одной точке, плохого состояния дорог, трудности прокорма лошадей, как можно было бы регулярно распределять и правильно организовывать обслуживание госпиталей? Солдаты, которые не понимали этих проблем, обвиняли администраторов в недостатке рвения, а иногда и в нечестности, они погибали в страдании, вдоль больших дорог или в полевых лазаретах: «К сожалению, император все же очень хорошо заботится о нас».
На одном из этих построений генерал Фриан был назначенен командиром пеших гренадеров гвардии, вместо генерала Дорсенна, умершего в Испании. Наполеон во главе гренадеров гвардии с саблей в руке принял его лично и поцеловал.
Между тем, в первые дни августа русские имели стычки на наших аванпостах с разным успехом. Приняв все необходимые меры и распорядившись взять припасов на пятнадцать дней, император решил двинуться к Смоленску по левому берегу Днепра. Это движение началось 10-го числа, и все армейские корпуса вышли на главную дорогу от Орши до Смоленска. Понтонный мост был наведен в Расасне. 3-й и 4-й корпуса, кавалерия, императорская гвардия миновали его и быстро двинулись по дороге на Смоленск, в то время как 1-й и 8-й корпуса, уже находящиеся у Дубровны и Орши, шли в том же направлении, а 8-й корпус, перейдя Днепр у Могилева, поддерживал движение справа. Все эти передвижения были выполнены со скоростью и точностью, которым русские отдавали должное. Император покинул Витебск 13-го, перешел Днепр в Расасне, и уже 14-го неприятельский авангард, стоявший у Красного, был живо отброшен королем Неаполя и маршалом Неем.
15-го Главная квартира находилась у Корытни, а авангард подходил к Смоленску. Император, слишком занятый военными действиями, не соизволил принимать никаких поздравлений по случаю своих именин. Он провел вечер, подробно расспрашивая пленных, и их сообщения, вместе с быстрыми передвижениями русских войск, давали основания полагать, что Смоленск оставлен.
16-го, на рассвете, некоторые офицеры штаба и множество прислуги, которые выдвинулись для расквартирования, обнаружили, что авангард схватился с врагом, и вскоре стало известно, что новости об оставлении города были неправдой. Фактически, генерал Барклай, прикрывавший Смоленск на другом берегу реки, видя общее движение нашей армии по левому берегу, поспешно отменил это. Он приказал князю Багратиону стать за Дорогобужем, по дороге на Москву, чтобы прикрыть свои сообщения с этой столицей, а сам готовился защищать Смоленск.
Император привел свои войска в движение, вражеский арьергард постепенно отошел, и мы подступили вечером к стенам города.
Смоленск знаменит давними войнами России и Польши, в которых он оспаривался долгое время. Но Польша, владея им почти полвека, впоследствии уступила его России, и он стал полностью русским. Его высокие стены, оснащенные башнями, все еще имеют в наших глазах былую значимость. Укрепления были далеки от современных систем и для надежной обороны не имели преимуществ, которые дает нам современная война. Но большая протяженность стен почти на четыре тысячи туазов, их высота двадцать пять футов, их толщина десять, широкий ров и укрытый путь, защищавший подходы, затрудняли нападение в открытую. На валах была установлена многочисленная артиллерия, предместья впереди ограды укреплены, дома снабжены бойницами.
На другом берегу Днепра амфитеатром поднимается предместье. Русская армия занимала позиции на холмах, возвышающихся над этим предместьем, готовая в случае необходимости поддержать дивизии, которые пошли защищать Смоленск.
В тот же вечер император провел разведку всей городской стены. Он расположил свою армию полукругом, прижатым с двух сторон к Днепру, 3-й корпус крайний слева, затем последовательно 1-й и 5-й корпуса, наконец, кавалерия короля Неаполя далеко справа. Императорская гвардия с Главным штабом позади по центру. 4-й корпус отстал, 8-й заблудился и не прибыл.
Ночь прошла на биваке, и вопреки нашим ожиданиям утро следующего дня выдалось спокойным. Спустя время я узнал о предположении императора, что русские атакуют его под стенами города, и что он предпочел их подождать. Однако в два часа, увидев, что никто не появился, он приказал атаковать. Войска 3-го и 1-го корпусов овладели предместьями; русские, изгнанные с укрытого пути, убрались в город, батареи открыли огонь на пролом, но толщина стен была такова, что пушки были мало эффективны. У меня была возможность убедиться в этом, получив приказ императора посетить батареи, и, согласно единодушному мнению артиллерийских офицеров, он отказался от планов штурма в тот же вечер и прекратил огонь, отложив захват города до завтра.
Вернувшись в палатки, обсуждая дневные дела, старые офицеры Египетской армии говорили в полголоса, что толщина стен Смоленска напоминает им стены Сен-Жан д'Акр.
18-го, на рассвете, несколько солдат, увидев опустевшие валы, вошли в город и поняли, что он покинут; они завладели им тут же. Русские подожгли его ночью, когда оставили его; мосты были разрушены, и русская армия перешла на правый берег. Между двумя берегами проходила очень оживленная перестрелка, которая длилась весь день, пока мы работали на сооружении мостов. Вечером и ночью генерал Барклай продолжил отход по дороге на Москву, сжег предместье правого берега. Главная квартира находится в Смоленске.
19-го августа 5-й корпус, а за ним 1-й, форсировали Днепр и преследовали врага. Маршал Ней подошел к нему у Валутиной Горы, в двух лье от Смоленска, и после упорного сопротивления полностью победил его. 8-му корпусу было приказано перейти Днепр выше Смоленска, чтобы ударить по врагу с тыла. Этот армейский корпус все еще отставал, и его отсутствие помешало успешному завершению дня. Я не знаю, что заставило его задержаться или изменить направление. Как бы то ни было, император злился на герцога Абрантеса и поначалу отказался принять его, когда он предстал перед ним.
3-й корпус показал в этот день такую блестящую доблесть, что русские подумали, что имеют дело с императорской гвардией. Император, присутствовавший в сражении, на следующий день вернулся на поле битвы. Он провел, на месте и среди мертвых, смотр войскам, сражавшимся накануне. Выразив им свое удовлетворение и сожалея о потере генерала Гюдена, убитого во главе своей дивизии, он дал полкам множество поощрений и повышений. 127-й полк, нового формирования, получил орла.
Авангард возобновил преследование врага, и император вернулся в Смоленск, чтобы обдумать новые планы.
Наши потери в боях под Смоленском и Валутиной составили более 8000 человек, у врага они, несомненно, были больше. И все же это не было полной победой, одной из тех, что могут принести мир. Мы не могли взять пленных, русская армия всегда отходила в полном порядке и занимала другую позицию. Многие из нас верили, что император остановится и подготовит свою армию между Двиной и Днепром, с тем преимуществом, что захват Смоленска сделал его хозяином на обоих берегах Днепра. 10-й корпус еще мог взять Ригу до конца кампании, и, проведя зиму на этой позиции, армия восстановит свои потери, правительство Литвы завершит свою организацию, и эта провинция вскоре предоставит нам войска, на преданность которых мы могли рассчитывать.
Этот план, возможно, был бы самым мудрым, но императора, привыкшего управлять событиями, это не устраивало. Он хотел битвы и думал, что, быстро подгоняя русских по дороге в Москву, он рано или поздно заставит их вступить в столь долгожданную решающую битву, следствием которой должен был стать мир.
Однако, идя вперед, нужно было смириться со всеми жертвами; нужно было ожидать, что деревни будут сожжены, жители разбегутся, зерно, скот и фураж будут уничтожены или забраны. То, как русские поступили со Смоленском, доказало, что их не остановят жертвы, чтобы навредить нам и помешать нашим действиям. Король Неаполя, всегда находившийся в авангарде, твердил, что войска утомлены, что лошади, которые ели только солому с крыш, больше не могут сопротивляться усталости и что мы рискуем потерять все, двигаясь вперед. Его мнение не возобладало, и был отдан приказ продолжить марш.
Главная квартира взяла несколько дней отдыха в Смоленске, если можно назвать пребывание в таком городе отдыхом. Войдя в него, мы обнаружили, что в нескольких местах очаги пожаров, раненые русские погибли в огне, а жители побросали свои дома. Пожары удалось остановить, а дома, спасенные от огня, были отданы на разграбление. Посреди этого беспорядка жители исчезли; но при входе в соборную церковь их обнаружили сбившимися в кучу, одетых в лохмотья и умирающих от голода.
Император выразил крайнее недовольство этими эксцессами; однажды вечером он поколотил генерала, чтобы объединить все караулы, выставляемые гарнизоном; он назначил по кварталу каждому полку и отдал суровый приказ положить конец грабежам.
Перед отъездом он позаботился об управлении своими новыми завоеваниями; назначил губернатора и интенданта Смоленской провинции, устроил там второе большое депо, склады продовольствия и госпиталь.
/ с. 98 - 109/ (ноябрь)
Смоленск, наряду с Минском, был одним из крупных депо армии. Для обеспечения первых потребностей мы рассчитывали на собранные там запасы, и их действительно должно было хватить, но когда в такой многочисленной армии наступает дезорганизация, остановить ее рост становится невозможно. Администрации, всевозможные служащие, отвечающие за стабильность обеспечения, в таком случае являются ни чем иным, как частью беспорядка, и зло увеличивается от всех усилий, которые прилагаются, чтобы его остановить. Переход армии через Смоленск стал в этом печальным образцом.
После захвата этого города генерал Шарпантье, губернатор, и месье Виллебланш, интендант провинции, не пренебрегли ничем, чтобы восстановить доверие жителей. Благодаря их попечению, при поддержке хорошей дисциплины 9-го корпуса, мы начали восстанавливать дома и со всех сторон доставляли продовольствие, которое складывали в магазины, и наши солдаты, прибывающие толпой, бросались к воротам, надеясь найти отдых и изобилие в Смоленске.
Наполеон, опасавшийся беспорядков, которые вызовут все эти солдаты одиночки, и также почти столь же недисциплинированные полки, поспешил прибыть с императорской гвардией. Он запретил кому-либо въезд и приказал полкам переформироваться в предместьях. Гвардия обильно получала раздачи всех видов, а когда мы хотели подумать о других войсках, административный хаос, который был равен армейскому, мешал сделать хоть что-то полезное. Злоупотребления всех видов совершались безнаказанно. Склады были захвачены и разграблены, и, как всегда бывает, запасы на несколько месяцев были уничтожены в двадцать четыре часа. Мы грабили и умирали от голода.
3-й корпус, прибывший последним под стены Смоленска и все еще занятый обороной его подступов, был забыт теми, кого он защищал. Пока мы сдерживали врага, другие армейские корпуса заканчивали грабить запасы.
Когда я в свою очередь зашел в город, я не мог там найти ничего ни для моего полка, ни для себя. Поэтому нужно было решиться продолжить отступление, не получив никакого подспорья. К 3-му корпусу присоединили 129-й полк и Иллирийский, который разделили между двумя дивизиями. Это усиление было столь необходимым, потому что с Москвы 11 тысяч человек 3-го корпуса убавились до менее 3 тысяч. Вюртембергская дивизия, как и кавалерия, больше не существовали, артиллерия едва сохранила несколько пушек — с такими ничтожными ресурсами нужно было сдерживать авангард русских. Армия уже держала путь на Оршу, а маршал Ней, оставшись один, приготовился оборонять город как можно дольше, чтобы задержать преследующего врага.
Я говорил о Смоленске в начале этого повествования, я сказал, что город расположен на левом берегу Днепра, а одно предместье возвышается амфитеатром на правом берегу. Через это предместье проходят дороги на Петербург и Москву. В то время, когда мы в нем находимся, оно почти полностью сожжено. В город вел мост, переброшенный через Днепр, а переправу защищал построенный на правом берегу мощный тет-де-пон.
14-го утром 3-й корпус покинул подступы Смоленска и был размещен следующим образом: 2-я дивизия в предместье правого берега, 1-я в резерве в тет-де-поне, 4-й полк защищал Московскую заставу, а Иллирийский полк такую же Петербургскую. Мы заняли небольшое количество домов, нетронутых пожаром. Холод был настолько жесток, что в наступившей ночи солдаты на аванпостах грозили оставить их и вернуться в дома. Я послал хороших офицеров напомнить им об их обязанностях, решив лично последовать за ними, если понадобится мое присутствие, и расположиться на биваке вместе со всеми офицерами моего полка. Это было делом чести, поскольку защита входа в предместье была поручена моему полку, а любой сюрприз мог опорочить всю дивизию. Порядок был скоро восстановлен. Солдаты не могли быть бесчувственными к голосу чести, и те, у кого страдания вызвали ропот, недостойный их мужества, вскоре искупили его славной смертью.
Назавтра, 15-го днем, произошло дело, в котором оказался занят только мой полк. 2-я дивизия получила приказ в первой половине дня оставить предместье правого берега, пройти через город и стать на дороге в Вильну, оставляя соответственно 1-ю дивизию в первой линии обороны тет-де-пона. 4-й полк, который занимал вход в предместье, оказался дальше всех от места сбора. Снятие постов требовало времени, и генерал Разу, спеша исполнить полученный приказ, выступил, не желая меня ждать. Я ушел как можно скорее, чтобы соединиться с дивизией, тогда как враг, обнаружив отсутствие внешнего охранения, проникнул в предместье. Одиночные солдаты, которых он преследовал, нашли убежище в наших рядах. Я поднажал на марше, а когда мы достигли тет-де-пона, я обнаружил, что проход настолько забит летящими по нему экипажами, что по нему невозможно пройти ни одному человеку. Посему надлежало ждать, но с каждым мгновением толчея нарастала. Русские установили две пушки на высотах и начали стрелять по повозкам и в мой полк. Тогда кавардак достиг предела, возницы бросали повозки, расщепленные ядрами, русская пехота и казаки приближались. Ситуация становилась весьма критической, нужно было любой ценой отразить атаку, которая могла сделать неприятеля хозяином тет-де-пона. Но будучи один в предместье, я не осмелился вступить в дело, имея приказ отступать. К счастью, маршал Ней, которого всегда привлекал гром пушки, появился на бруствере и приказал мне идти навстречу противнику, чтобы выбить его полностью из предместья и дать время расчистить проход. Я поднял мой полк широким шагом среди сугробов и развалин домов. Солдаты, гордые тем, что сражаются на глазах у маршала и полков 1-й дивизии, наблюдавших за ними с вершины вала, с величайшим пылом бросились на врага. Русские поспешно отошли, и свезли артиллерию. Их стрелков прогнали из домов. В считанные мгновения мы овладели всем предместьем, и тогда маршал Ней передал мне, что бы я не не слишком увлекался вперед, очень редкая рекомендация с его стороны. Я построил свой полк за Петербургской заставой, и на этом месте завязался очень оживленный бой с русскими, которые заняли кладбище соседней церкви, с которого они больше не осмелились выйти. Этот бой шел долго, хотя русские превосходили нас позицией, числом и артиллерией. Я начал свой отход не раньше, чем мне было приказано. Он прошел в порядке и я вернул мой полк в тет-де-пон. На этот раз все офицеры состязались в усердии; никто из них не был ранен, и я потерял несколько солдат. Сержант, которого я разжаловал в начале отступления, и которому я вернул звание буквально этим утром, был поражен рядом со мной пулей, которая возможно предназначалась мне, он упал замертво у моих ног.
Пока 1-я дивизия в свой черед обороняла город, 2-я использовала день 16-го числа для чистки оружия и отдыха. Отряд в 200 человек из Франции ждал нас в Смоленске. Я сделал ему смотр и включил в свой полк, который благодаря этому усилению увеличился до более чем 500 человек. Я с болью видел, как молодые люди, составлявшие этот отряд, уже пострадали от тяжелой дороги и суровости климата. В Смоленске нас ждали и экипажи, уже давно вышедшие с опережением. Я приказал им следовать за нами, другие же полковники отправили свои вперед, и некоторые поэтому спаслись.
В тот же вечер я получил самые лестные свидетельства того, что наше дело накануне удовлетворило маршала Нея. Я сообщил об этом офицерам своего полка и призвал их быть достойными этого. Я с удовольствием думал, что их задача скоро будет выполнена; потому что император непременно воспользуется первым случаем, чтобы сменить нас в арьергарде свежими войсками. Ни один офицер не был серьезно ранен, оставалось еще 500 солдат, и насколько испытанным было это небольшое количество людей! Какой интерес, какое доверие двигало этими храбрыми солдатами, которые среди столь суровых испытаний остались верны своим знаменам и чья храбрость, казалось, возрастала вместе с опасностями и лишениями! Я гордился славой, которую они приобрели и заранее предвкушал отдых, которым, я думал, они скоро насладятся. Эта иллюзия быстро разрушилась, но мне до сих пор нравится сохранять память ней, и это последнее сладкое чувство, которое я испытал во время данной кампании.
Многие раненые и больные офицеры были помещены в смоленский госпиталь. Я узнал, что среди них был один офицер моего полка, которому отняли бедро, и немедленно послал его отыскать, чтобы забрать с собой. Его товарищей по несчастью ждал пожар, крушение твердыни и месть русских, потому что именно на следующий день 3-й корпус должен был покинуть это ужасное место, взорвав укрепления, а также большое количество зарядных ящиков, которые армия не смогла вывезти.
Этот город уже представлял собой не более чем груду развалин. Двери и окна уцелевших домов были выбиты, комнаты заполнены трупами. Посреди улиц мы видели трупы лошадей, все мясо которых было съедено солдатами и малым числом жителей, повязанных с ними такой же бедой. Прежде всего, я никогда не забуду чувство грусти, которое я испытывал ночью на пустынных улицах при свете пожара, отражавшегося на снегу и особенно контрастировавшего с мягким светом луны.
За несколько лет до этого я видел этот город во всем великолепии его богатства, и это воспоминание сделало для меня еще более болезненным зрелище его разрушения. На следующий день, во время нашего отъезда, несколько громких ударов сообщили нам, что Смоленск прекратил свое существование.
Мы спокойно двигались по дороге на Оршу. Одинокая пушка послышалась вдалеке, и мы думали, что это 9-й корпус приближается к главной дороге, ибо как могли мы предположить, что враг находится на нашем пути, если бы армейский корпус, идущий перед нами, не думал нас предупредить? Однако было совершенно очевидно, что русская армия благодаря своему фланговому маршу достигла Красного, в то время как французы еще занимали Смоленск, и готовилась остановить их на пути. Император с гвардией, 4-й и, наконец, 1-й корпуса были атакованы последовательно в Красном 15-го, 16-го и 17-го числа. Помимо численного превосходства, мы можем судить, какое преимущество имели русские перед изнуренными войсками, почти полностью лишенными кавалерии и артиллерии. Однако доблесть восторжествовала над всеми препятствиями; императорская гвардия, форсировав реку, осталась под Красным для помощи 4-му и 1-му корпусам. Вице-король, как и маршал Даву, с негодованием отвергли предложения о капитуляции, которые им осмелились сделать. Они сами прорвались через неприятеля, но потеряли почти всю свою артиллерию, обоз и много пленными.
Император, чтобы добраться до Березины, не теряя ни минуты, был вынужден бросить 3-й корпус и поспешил к Орше. В течение трех дней, пока продолжалось это дело, маршал Ней, в свою очередь, не был уведомлен об опасности, которая грозила ему.
Император упрекал маршала Даву в том, что он не остановился в Красном и не ждал 3-й корпус. Маршал заверил, что он не смог этого сделать. По крайней мере, он должен был предупредить маршала Нея. Возможно также, что сообщение было перехвачено. Так или иначе, генерал Милорадович удовлетворился отправкой нескольких легких отрядов в погоню за императором и собрал все свои силы против 3-го корпуса, который рассчитывал захватить в полном составе.
Утром 18-го мы покинули Корытню и направились к Красному. При приближении к этому городу несколько эскадронов казаков напали на 2-ю дивизию, идущую во главе. Это появление казаков не имело значения, мы к этому привыкли, и нескольких выстрелов хватило, чтобы их отогнать. Но вскоре авангард наткнулся на дивизию генерала Рикара, принадлежавшую к 1-му корпусу, которая осталась позади и только что была разгромлена. Маршал собрал остатки этой дивизии и под прикрытием тумана, который благоприятствовал нашему маршу, скрывая нашу малочисленность, приближался к противнику до тех пор, пока пушки не заставили его остановиться. Русская армия, выстроившись в боевом порядке, закрыла движение по дороге. Только тогда мы узнали, что остальная армия бросила нас, и что наше спасение только в нашем отчаянии.
© Перевод А.Зеленский, 2020, 2024. При цитировании ссылка на сайт обязательна.
Поделиться ссылкой:
