Перейти к содержимому

Военнопленные Великой армии в Смоленской губернии в 1812-1814 гг.

С. Н. Хомченко

События Отечественной войны 1812 г. на территории Смоленщины достаточно хорошо освещены в соответствующей литературе. Однако тема военнопленных Великой армии, определенный период проживавших здесь, изучена недостаточно, и кроме работ смоленского историка А.В. Тихоновой,1 опиравшейся в первую очередь на документы Государственного архива Смоленской области (ГАСО), других заслуживающих внимания исследований по этому вопросу нам не известно. Попробуем подробнее рассмотреть эту тему, расширив ее источниковую базу.

Первые численные сведения о содержании военнопленных армии Наполеона в Смоленской губернии относятся к февралю 1813 г., когда в ответ на запрос Главнокомандующего в Санкт-Петербурге С.К. Вязмитинова Смоленский гражданский губернатор К.И. Аш сообщил, что на 15 февраля в губернии из пленных находятся 151 офицер и 548 нижних чинов, и сверх того к этому времени здесь умерло 49 офицеров и 7680 рядовых. К донесению, как это и требовалось, прилагались именной список офицеров и две ведомости о нижних чинах – с разбивкой по нациям и родам войск, а также по полкам.2

Пленные офицеры проживали в самом Смоленске – 43 обер-офицера, 5 медиков, 2 чиновника, а также в уездных городах Красном – 1 штаб-,3 53 обер-офицера, 11 медиков, 9 чиновников, Рославле – 1 штаб-,4 14 обер-офицеров, 1 чиновник и Ельне – 11 обер-офицеров. Однако при сравнении списков видно, что по Смоленску и Красному в 11 случаях офицеры названы дважды и даже трижды, таким образом их число нужно сократить до 140. Их данные мы свели в следующую таблицу.

Таблица 1.

Количество нижних чинов по нациям и родам войск показано в таблице 2.

Таблица 2.

Удалось определить, что из офицеров трое были взяты в плен 22 октября (3 ноября) под Вязьмой и пятнадцать – 2-6 (14-18) ноября под Красным, таким образом и остальные военнопленные, находившиеся в феврале 1813 в Смоленской губернии, с большой долей вероятности были пленены там же.

Пленные солдаты в Смоленске на жительство были размещены в помещениях Аврамиевского монастыря и семинарии. 11 апреля 1813 монастырский архимандрит Павел подал епископу смоленскому Иринею рапорт о разных беспорядках и поступках со стороны пленных, которые, якобы, осмелились изломать замки дверей монастырской кладовой и похитить монастырское имущество. Епископ в свою очередь отнесся об этом губернатору Ашу и просил освободить монастырь и семинарию от пленных, губернатор же велел командующему смоленским гарнизонным батальоном подполковнику Устьянцову собрать об этом сведения. На следующий день плац-майор Врангель порознь допросил стоявших в то время в карауле рядовых Карелина, Васильева, Смирнова и Ломова, которые одинаково показали, что пленные «никакого похищения не чинили, исключая что в декабре, январе и феврале месяцах в случае недостатка дров в жестокие морозы выломали в семинарских школах несколько половиц, а иногда собирали лежащие в монастыре и около дрова», за что часовыми были наказываемы.5

Военнопленные находились и в госпиталях. Так, в марте 1813 на излечении в Смоленском госпитале было 3 обер-офицера и 24 нижних чина. В Ельнинском госпитале в феврале находилось 12 офицеров и 13 нижних чинов, а в марте – 11 и 18 соответственно. Из продовольствия каждому офицеру по норме ежедневно выдавалось по 1,5 фунта ржаного печеного хлеба, по 2,5 фунта говядины для щей и на жареное, по ½ кружки полубелой капусты, по ¼ фунта гречневых круп, по 7 ½ золотников соли и по 1 бутылке пива. Рацион солдат был скромнее: по 2 фунта ржаного хлеба, по 1 фунту говяжьего мяса, по ½ фунта гречневых круп, по ½ кружки полубелой капусты, по 7 ½ золотников соли, по 1 кружке кваса. Кроме того, в Смоленском госпитале для освещения комнат было закуплено сальных свечей 3 ½ фунта на месяц, конопляного масла 7 фунтов на 2 недели, для набивания постелей соломы 13 пудов 20 фунтов на 2 недели, для отопления трех печей и кухни дров 2 сажени на 2 недели.6

В имении действительной статской советницы Рибопьер в Вяземском уезде проживал пленный доктор Каспер Вильгельм Либерт, который по удостоверению местной полиции «преподает врачевание крестьянам с пользой, поведения скромного, для вотчины г-жи Рибапьер нужен и по испытанию уездного штаб-лекаря во врачевании знающ».7

17 мая губернатор велел смоленскому полицмейстеру вывести военнопленных из монастырских строений в дом генерала Василия Васильевича Энгельгарта, однако тот оказался занят российскими больными. К тому времени было отремонтировано казенное здание госпиталя, поэтому полицмейстер просил госпитального смотрителя Яблонского перевести больных туда. Однако Яблонский возразил, что и здание госпиталя тоже уже занято, и сверх того на днях он ожидает перевода туда до 150 больных из Красного. В результате в июне для перевода пленных губернатором было назначен нижний этаж почтового дома, для отделки которого был подряжен смоленский мещанин Семен Трубекин, изготовивший 11 рам стеклами за 110 руб. Сверх того в комнатах оставалась необходимость мелкого ремонта, на что полицмейстер просил выдать еще 40 руб.8

Однако неизвестно, успели ли пленные перебраться в подготовленное для них помещение, поскольку 16 мая К.И. Аш получил высочайшее повеление находящихся в губернии военнопленных, кроме поляков, отправить в губернии Казанскую, Пензенскую, Нижегородскую и Симбирскую. Несколько позже поступило распоряжение отправить поляков в Георгиевск, на Кавказскую пограничную линию. Губернатор в свою очередь поручил командиру гарнизонного батальона подполковнику Устьянцову организовать сбор пленных со всей губернии в Смоленске и подготовить их к отправлению по назначению. 6 августа он же велел представить именные списки отправляемых с указанием полков, в которых те служили.

9 августа Устьянцов представил требуемое, доложив, что две партии военнопленных к отправлению в Георгиевск и Симбирск готовы. Сведений о составе партии поляков нами не обнаружено, сопровождать их из батальона был назначен конвой из 1 унтер-офицера и 7 рядовых.

Во второй партии находились 50 обер-офицеров, 65 нижних чинов и 13 женщин (6 офицерских и 7 солдатских жен). Для препровождения их в Симбирск был назначен Дорогобужской инвалидной команды капитан Озеров с конвоем из 2 унтер-офицеров и 10 рядовых. Озерову от губернатора была дана инструкция с поручением следить, «чтобы пленным нигде не оказывалось притеснений, но чтобы и они вели себя скромно и послушно», а из казенной палаты выданы 1500 руб. и скрепленная шнуром и печатью тетрадь для записи путевых расходов. Симбирский гражданский губернатор был извещен, что в подведомственную ему губернию направляются военнопленные. Около 11 августа партия выступила из Смоленска.9

Тогда же в Рославле стала формироваться третья партия для отправления в Пензенскую губернию. Препровождать ее до места «по ревностному его к службе положению» объявил желание ранее служивший в Рославльском ополчении отставной штабс-капитан Милковский, получивший стандартную инструкцию и конвой из 1 унтер-офицера и 8 рядовых смоленского гарнизона. Приняв под ответственность 1 штаб-, 8 обер-офицеров, 129 нижних чинов, 8 женщин и 2 детей, 14 сентября Милковский выступил из Рославля. Пензенский гражданский губернатор также был своевременно извещен об их прибытии. 18 ноября пленные без потерь дошли до Пензы и были переданы местному городничему. В январе 1814 г. вернувшийся штабс-капитан Милковский рапортовал об исполнении поручения губернатору Ашу.10

После отправления всех из военнопленных в губернии оставались только больные и пожелавшие вступить в Российское подданство – в Смоленске 18 нижних чинов, в Рославле 7 офицеров и 11 нижних чинов, о чем губернатор Аш 2 октября рапортовал Главнокомандующему в Санкт-Петербурге Вязмитинову с приложением списка остающихся.11

По мере выздоровления немногочисленные пленные продолжали покидать пределы Смоленской губернии. Так, 18 ноября из Смоленска были отправлены в Симбирск рядовых 12 французов, 3 голландца, 1 вестфалец, в Георгиевск 6 поляков, в Царское село 2 испанца, 1 пруссак и 1 австриец.12

В разное время через Смоленскую губернию проходили и транзитные военнопленные. Так, в мае 1813 для высылки далее был доставлен французский су-лейтенант Лаваль де Монморанси, допустивший ранее самовольную отлучку из Могилева и признанный вследствие этого ненадежным. В августе через Смоленск проследовали отправленные за побег в Оренбург французские капитаны Жерер, Краве и лейтенант Ласцен, сопровождать которых до Москвы был назначен унтер-офицер Грехов с двумя рядовыми. В сентябре из Минска был препровожден присланный из Вильны и пойманный из бегов французский лейтенант 1-го линейного полка Мартин Клемандо с требованием отправить его в Пермь.13

В марте 1814 г. военные действия в Европе закончились, но движение партий пленных через Смоленск вглубь страны продолжалось. Например, около 16 мая сюда из Витебска под конвоем витебского дворянина Кукеля прибыла партия взятых в плен в Битве народов под Лейпцигом французов и итальянцев из 24 обер-офицеров и 2 рядовых для следования в Симбирск. В рапорте от 21 мая губернатор Аш сообщал Вязмитинову: «Из Витебска в Симбирск не прекращается отправление военнопленных французов, кои почти еженедельно проходят чрез Смоленскую губернию при одних дворянских чиновниках без воинского конвоя. В Смоленском гарнизонном батальоне люди командируются к отводу в Белосток рекрутских партий, посему для военнопленных наряжаются обыватели с отвлечением от сельских работ. С прекращением войны должны военнопленные возвращаться из внутренних губерний. Считаю представить Вашему Превосходительству предписать Витебскому губернатору, дабы он удержался отправлением через Смоленск военнопленных во избежание казне издержек и чувствительного отягощения обывателей». Уже 24 мая пришел ответ, чтобы прибывших из Витебска пленных останавливали и готовили к обратному пути. Тем более, что двумя днями ранее, 22 мая, в Смоленске был получен циркуляр от 13 мая 1814 г. об освобождении всех без изъятия военнопленных и отправлении их в отечество, французов через Белосток, итальянцев через Радзивиллов.14

Вскоре началось обратное движение партий. Первыми в сопровождении прапорщика Барзенкова после 5 июня выступили недавно прибывшие из Витебска 19 обер-офицеров и 2 солдата, к которым присоединились пришедшие из Воронежа голландцы 9 обер-офицеров, 1 офицерская жена и 13 нижних чинов, а также находившиеся в Смоленске 11 нижних чинов. 14 июня Барзенков рапортовал, что прибыл в Белосток благополучно.

24 июня были отправлены две партии. В первой находились 7 офицеров, 3 офицерские жены и 1 ребенок, в основном французы, во второй – 8 офицеров и 6 нижних чинов, голландцы. В июле отправились еще две партии, в Белосток в сопровождении подпоручика князя Кугушева французы 1 штаб-, 2 обер-офицера, офицерская жена с дочерью, 8 солдат, 1 солдатская жена и в Радзивиллов итальянцы 1 офицер, 2 солдата и поляки 3 солдата.

Известно о проходе через Смоленск в июле-августе еще двух транзитных партий из Казани (6 штаб-, 7 обер-офицеров, 3 нижних чина) и Нижнего Новгорода (60 обер-офицеров, 175 нижних чинов, 5 женщин).

Не обходилось без курьезов. Из числа следующих из Вятской губернии в Ригу под командой дворянского заседателя Попова пятеро пленных – сержант Бебьер, капрал Обей и рядовые Комо, Тортю и Жего по прибытии в сельцо Толочимановское Белецкой округи Московской губернии учинили с крестьянами драку, за что были доставлены в Москву для поступления с ними по закону. Однако по Высочайшему манифесту от 30 августа о даровании прощения за мелкие правонарушения они были прощены и освобождены из-под стражи. В ноябре они проследовали через Смоленск в Белосток.15

Продолжалось прохождение освобождаемых пленных и позднее. Зимой-весной 1814/15 г. с Сибирской пограничной линии проследовало не менее 11 партий поляков, в четырех из которых было 729 солдат и 6 женщин.

Весной 1816 в Смоленске были собраны выздоровевшие 11 французов, австрийцев и поляков из Смоленской, Казанской и Владимирской губерний. 28 марта они были снабжены всем необходимым и с унтер-офицером Барковским отправлены в Белосток. 25 ноября того же года с рядовым Яковлевым в Белосток выступили еще 3 француза.16

Часть военнопленных европейцев разных наций пожелали вступить в Российское подданство. Рославльский помещик А. Лешевич-Бородулич в августе 1813 в письме Смоленскому губернатору К.И. Ашу сообщал: «Из числа пленных, препровожденных в Рославль после дела под г. Красным господин предводитель Федор Сергеевич Бородавицин рекомендовал в дом наш для занятия детей науками французов полковника Фука, служившего в итальянской армии провиантским генерал-директором и сына его, отправлявшего при нем должность секретаря, а для лечения в окрестности нашей свирепствовавших тогда и до ныне еще не совсем прекратившихся болезней итальянца Палиари, бывшего лекарем при походных гошпиталях той же итальянской армии. На поведение пленных после пятимесячного их у меня пребывания я не могу пожаловаться. Но усердие и успех, с каковым господин Палиари пользовал разного звания больных, желание его вступить в вечное подданство к нашему Милосердому Государю Императору и опасность его болезни, не позволяющая ему даже в самом покойном экипаже отправиться в путь заставляют меня Ваше Превосходительство покорнейше просить о представлении кому следует оставить пленного итальянца Палиари до того времен, как он совершенно выздоровеет или пока на прошение о вступлении в подданство к нашему Государю Императору последует разрешение. До того же временя я за него ручаюсь в том, что он не только никаких беспорядков и беспокойств не сделает, но еще по выздоровлении своем будет делать пользу сохранением жизни и здоровья многих окрест живущих разного звания людей. А для большей в сем удобности жена моя и я намерены ему помочь заведением на собственное наше иждивение гошпиталя и аптеки в нашем селе Мошенце, которое отстоит от г. Рославля не далее 60, а от местечка Рогнедина не далее 2 верст. Гошпиталь мы располагаем устроить на 150 человек, число коих будет составлять 100 человек наших крестьян, а 50 на законном основании будет приниматься посторонних больных с умеренною платою за содержание и пользование собственными нашими лекарствами. На сей предмет сделаны уже некоторые приготовления, которые остановились ныне за болезнью господина Палиари и требованием всех пленных к отправлению.

В надежде милостивого Вашего Превосходительства ко мне расположения, я отправил французов в Рославль, а больного итальянца оставил у себя до вашего разрешения, ибо в теперешнем его состоянии отправлять его в путь значило бы отдать его руками той смерти, которая похитя у нас двести шесть душ в Рославльском селе Лугах была его усердным старанием выгнана».

В результате губернатор разрешил «военнопленного итальянского лекаря Полиари по болезни его не отправлять с прочими», а в сентябре у него было взято письменное желание на вступление в вечное подданство России.

Согласно правилам, каждый вступающий в подданство и желающий заниматься врачебной практикой в России иностранец должен был сдать соответствующий экзамен в ближайшем университете, для проезда в который ему на месте должен был быть выдан паспорт. Однако в случае с Палиари выяснилось, что он пребывал не в Рославльском уезде, а в имении дочери Лешевича-Бородулича, штабс-капитанши Анны Фадеевой, в с. Мошанце Брянского уезда Орловской губернии, поэтому и паспорт он должен был получить в Брянском нижнем земском суде. Однако по какой-то причине к апрелю 1814 26-летний фармацевт Франческо Палиари так на подданство и не присягнул, а в июле и вовсе выехал на родину.17

Еще один медик, француз Людовик Гренан, проживающий в Бельском уезде в имении капитана Аполлона Каловского, в сентябре 1813 высказал «непреоборимое желание вступить в Российское вечное подданство в звание лекаря по гражданской части». О себе он сообщил, что он уроженец Медона департамента Сены, закона римского католического, 35 лет, в продолжении 9 лет находился при штаб-докторе Ларшамбо в 4-м итальянском корпусе. В январе Гренану было позволено «подвергнуться в ближайшем университете экзамену в знаниях его по медицинской части», для чего «снабдить его надлежащим на проезд паспортом». Очевидно, испытание прошло успешно, т.к. уже 17 февраля 1814 г. в Смоленском губернском правлении Гренан учинил присягу и был снабжен паспортом для избрания рода жизни.18

В ГАСО сохранилось несколько личных прошений такого рода:

«Прошение пленного сержанта Станислава Серпутовского.
Уроженец я прусский, продолжал службу в польской конной артиллерии, при преследовании из Москвы взят в плен под Вязьмой в дер. Тихонове. Ныне имею ревностное желание остаться в подданстве Российском и учинить в этом верно подданическую присягу».

«От военнопленного рядового Иогана Карла Геерса прошение.
Уроженец австрийского владения г. Плискастеля, служил в 46 линейном рядовым, занимался хлебопечением, под Смоленском передался российским войскам, проживал в Гжатском уезде, имею ревностное желание остаться в вечном подданстве Российском».

«Прусской нации военнопленный Иван Богда, уроженец г. Королевца, занимался ремеслом трубочиста, под Смоленском передался сам Российским войскам, проживал в Подольске, имеет желание остаться вечно в подданстве Российском. Унтер-офицерский сын, 18 лет, служил во французском гренадерском конном полку генерала Эксельманда денщиком 1 год. Грамоте не знает. Вся надежда в нахождении пропитания на благотворителях Смоленской губернии Бельского уезда у помещицы Катерины Николаевны Богдановичевой».

«В Смоленске француз Проспер Николаев сын Трукатель, уроженец Парижа, подал просьбу остаться в подданстве Российском и записаться в Духовское мещанство. Католического закона, г. Парижа, из купцов, 28 лет, состоял во французском 57 полку, служил 8 лет унтер-офицером, мастерства никакого не знает. Надеюсь пропитывать себя, находясь в услужении».

«В Смоленске француз Иозеф Франсефор сын Лаверни, уроженец французского г. Невеля, взят в Московской губ. под г. Можайском в плен, желает остаться в подданстве Российском, записаться в Смоленской губернии г. Духовщины мещанство. Француз, католического закона, из г. Невеля, из купцов, 21 год, служил сержантом 2 года, на французском языке читать и писать умею, другого мастерства не знаю, надеюсь пропитывать себя от господ в услужении».

«Из Рославля военнопленный француз Николю Сантер объявляет желание в подданство России. Уроженец департамента Ельзас. Родом из Ниберфийлен деревни. Мещанский сын. 28 лет. Служил 8 лет денщиком у французского генерала Леге. Холост. Мать его находится в той деревне, откуда родом, отец его уже 22 года как умер, родственники по разным местам живут. На своем природном немецком языке знает грамоту, так и на французском. Мастерства никакого не знает. Род жизни избирает он записаться в мещанство города Рославля, а пропитывать себя имеет у г-на Василия Никитича Олшова, отставного капитана».19

Всего же желание принять подданство России по Смоленской губернии объявили около 40 военнопленных, однако к лету 1814 сделали это далеко не все. В «Списке военнопленных, о коих дела находятся на рассмотрении в губернском правлении» из 35 присягнувшими отмечены только 19:20

Таблица 3.

Сверх того, в июле в Рославле был приведен к присяге и записался в рославльские мещане французский рядовой Антуан Лип, а 31 июля в Смоленске в Духовское мещанство – пруссак Фристан Иванов сын Рекс.21

Однако совсем другие данные содержатся в «Алфавите военнопленных, оставшихся в России после Отечественной войны 1812 г.», составленном в Министерстве полиции на основании поданных из губерний списков после 1816 г. Из присягнувших в Смоленске здесь названы всего 12 человек, и лишь 4 имени совпадают с вышеприведенными:

Таблица 4.22

Таким образом, часть принявших подданство могла вернуться в отечество после соответствующего Высочайшего позволения. Впрочем, публикатор упомянутого «Алфавита» Б.П. Миловидов отмечает, что тот отнюдь не полный.

Отдельно стоит упомянуть об опубликованных в начале ХХ в. воспоминаниях француза Филиппа Бенуа (1793-1881), фармацевта в Главной квартире Великой армии.23 В 1812 он дошел до Москвы, при эвакуации раненых осенью был пленен казаками, возвращен в Москву и попал в госпиталь в Московском воспитательном доме. Согласно мемуарам, весной 1813 г. его отправили в Смоленск, и некоторое время он провел здесь, но вскоре был переведен во Владимир. По архивным документам, пленный фармацевт (санитарный чиновник) Ф. Бенуа действительно в феврале 1813 находился в Москве, осенью того же года уже во Владимире, а вот в документах Смоленского архива его имя не фигурирует. Перевод военнопленного из сожженной Москвы в разоренный войной Смоленск совершенно нелогичен, описанные условия жизни там как самого мемуариста, так и местного общества противоречат реальности, отдельные эпизоды повествования вызывают серьезные сомнения, в соответствующих списках фамилии якобы находившихся с ним других пленных офицеров не выявлены. Исходя из вышесказанного, сюжет о временном проживании Бенуа в Смоленске мы считаем вымышленным и подробно останавливаться на нем не будем.

Таким образом, основные официальные источники по теме военнопленных Великой армии в Смоленской губернии в целом изучены и введены в научный оборот. Вместе с тем следует признать, что материалов этих для получения более полной картины недостаточно и остается надеяться на возможное выявление по данному вопросу новых источников личного происхождения.

1 - Тихонова А.В. Судьбы иностранных военнопленных после кампании 1812 года (на материалах Смоленской губернии) // Отечественная война 1812 года и российская провинция в событиях, человеческих судьбах и музейных коллекциях: сборник материалов XV Всероссийской научной конференции. Малоярославец, 2007. С. 291-305; она же. «Надлежаще смотреть…». Надзор за иностранцами в Российской империи (1801-1861): монография. Смоленск, 2013; она же. Источники о военнопленных из состава Великой армии Наполеона (по материалам Государственного архива Смоленской области) // Вспомогательные исторические дисциплины в современном историческом знании: Материалы XXIX Международной научной конференции. Москва, 2017. С. 308-311; Тихонова А.В., Козлов О.В. Иностранцы на Смоленщине (1812–1861): монография. Смоленск, 2018. С. 14-35.

2 - Российский Государственный Исторический архив (РГИА). Ф. 1409. Оп. 1. Д. 656. Ч. 1. Л. 56-67 об.; Д. 657. Л. 203 об.

3 - Записанный как полковник Луи Ратье из 1-го полка вольтижеров гвардии на самом деле был капитаном гвардии, что соответствовало армейскому шефу батальона (подполковнику). Ранен и взят в плен 17 ноября 1812 под Красным, скончался 16/28 февраля 1813.

4 - Шеф батальона Жан Пион из 1-го полка вольтижеров гвардии, первоначально местом службы ошибочно отмечен 25-й линейный полк. Ранен и взят в плен 16 ноября 1812 под Красным.

5 - Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 152. Л. 1; Д. 201. Л. 13, об.

6 - Там же. Д. 139. Л. 13-14; Д. 208. Л. 1-8.

7 - Там же. Д. 163. Л. 3.

8 - Там же. Д. 152. Л. 8-11.

9 - Там же. Д. 148. Л. 4; Д. 206. Л. 1-10, 14-19 об.

10 - Там же. Д. 206. Л. 24-42, 47-48, 52-53 об.

11 - Там же. Д. 206. Л. 49-51 об., 70, об.

12 - Там же. Д. 206. Л. 72-73 об.

13 - Там же. Д. 148. Л. 4-5, 51; Д. 201. Л. 2, об.

14 - Там же. Д. 294. Л. 1-3, 17-18, 23, 37, об.

15 - Там же. Д. 295. Л. 1-4, 8, 18-23; Д. 296. Л. 1, 4, 9-10, 26-28; Д. 297. Л. 4-7; Д. 303. Л. 3-4, 20-21, 33, 62-65 об, 128.

16 - Там же. Д. 331. Л. 3, 5, 10, 18, 26, 49; Д. 345. Л. 2, 18, 43, 85.

17 - Там же. Д. 183. Л. 22-23 об., 42, 97, 99, 109; Д. 296. Л. 4, 9 об.

18 - Там же. Д. 183. Л. 35-37, 64, 109.

19 - Там же. Д. 183. Л. 17, 44, 59-60 об., 102-105; Д. 308. Л. 1-6 об.

20 - Там же. Д. 183. Л. 109-110.

21 - Там же. Д. 183. Л. 116, 121.

22 - РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 776. Л. 10 об,. 13 об., 24, 32, 35, 44, 51, 68, 71, 81; Миловидов Б.П. Алфавит военнопленных, оставшихся в России после Отечественной войны 1812 г. // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография (Труды ГИМ. Вып. 183). М. 2010. С. 265-338.

23 - Benoit Ph. Souvenirs d'un Ardéchois, prisonnier de guerre en Russie de 1812 a 1814 // Revue historique, archéologique, littéraire et pittoresque du Vivarais illustrée. 1913. T. 21. № 7-12; Benoit Ph. Souvenirs d'un Ardéchois, prisonnier de guerre en Russie de 1812 à 1814. Aubenas. 1913; 2-me édit. 1915; А.В. Гладышев, В.П. Тотфалушин. Россия и русские в мемуарах Филиппа Бенуа // История и историческая память. 2018. № 17. С. 36-67. Гладышев и Тотфалушин комментируют, что «Бенуа нигде не писал о своем переезде во Владимирскую губернию» и предполагают, что под Владимиром имеется в виду село Владимирское недалеко от Смоленска (С. 52). Во всех последующих упоминаниях в тексте Владимира они заменяют его на Смоленск. Однако сам мемуарист прямым текстом сообщает: «В какой-то момент и по неизвестным мне причинам мы с большинством моих товарищей были отправлены во Владимирскую губернию, к востоку от Москвы. … Именно во Владимире я провел большую часть своего времени в плену» (Benoit. Revue historique… № 10. Р. 460).

Источник.

Хомченко С.Н.  Военнопленные Великой армии в Смоленской губернии в 1812-1814 гг. // Известия Смоленского государственного университета, № 3(63), 2023, С. 104-118. 

   

Поделиться ссылкой:

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Наверх