Эрнст Вильгельм фон Баумбах (нем. Ernst Wilhelm von Baumbach) (1791-1860) — вюртембергский генерал. Обер-лейтенантом Вюртембергского 1-го полка пехоты "Принц Пауль" принял участие в походе Наполеона в Россию. «Дневник 1812 г.» составил в 1838 году, используя записки своего боевого товарища Вильдермута.
А. И. Попов, С. Н. Хомченко
«Дневник 1812 г.» вюртембергского обер-лейтенанта Э. Баумбаха / Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. XV: Сборник материалов. — М.: Кучково поле, 2017. — 368 с.
© А. И. Попов, С. Н. Хомченко, 2017
© ООО «Кучково поле», 2017
/ с. 110 - 115 /
‹…› Силы французской армии составляли 185 000 человек. Ее позиции были настолько велики, что можно было надеяться на преимущества неожиданной атаки; поэтому Барклай принял решение продвинуться вперед в направлении Рудни. Платов 8 августа атаковал с русским авангардом дивизию Себастьяни у Инково и принудил их отступить с потерей в 500 человек. Вюртембергский [конно-]егерский полк герцога Людвига при этом сделал несколько блестящих атак на вчетверо превосходящую русскую кавалерию, в одной из которых полковник граф Вальдбург был пленен со своим адъютантом, ныне полковником Батцем. Два вюртембергских шволежерских полка, взятые в дивизию Себастьяни, прикрывали ее отступление26. ‹…›
Как только Наполеон получил сообщение о бое при Инково, он приказал Мюрату и Нею остановить противника, в то время как армия должна была выступить из Рудни. Барклай, кажется, сомневался в успехе своего предприятия и остановился в середине движения, вследствие чего император позволил армии перейти у деревень Расасна и Хомино на левый берег Днепра, в намерении вместе с Даву выдвинуться к Смоленску, овладеть этим местом и отрезать тем самым русскую армию от дороги на Москву и от южных плодородных провинций империи. Одна дивизия Себастьяни оставалась для наблюдения за противником на правом берегу реки, с последующим приказом продвигаться на одном уровне с нашим авангардом.
Вследствие этих распоряжений мы покинули 11-го лагерь при Лиозне и отправились через Любавичи на Хомино, где утром 14-го пересекли реку с приказом следовать с кавалерией Мюрата по дороге на Смоленск. Около старо-польского пограничного городка Ляды авангард натолкнулся на казаков, которые отступили на Красный. ‹…›
Император спешил, узнав о сражении, к Красному, однако прибыл слишком поздно, чтобы успеть улучшить ошибочное расположение Мюрата. Мы должны были ускорить наш марш, однако бой закончился, когда мы прибыли на поле сражения, и увидели только как император, стоя у большого костра, велел провезти мимо захваченные орудия. Мы разбили здесь лагерь, а 15-го отправились к Лубне. 16-го в первой половине дня мы достигли высот Смоленска27. ‹…›
3-й армейский корпус стоял на левом фланге армии, наша дивизия опиралась на Днепр. С нашей позиции не было видно ничего, кроме куполов собора в старом городе, части реки, и поднимающихся на правом берегу холмов. 17-го в первой половине дня находящееся впереди здание госпиталя было захвачено и предпринята рекогносцировка Красненского пригорода, который нашли прочно занятым. Общая атака началась около двух часов во второй половине дня. Легкая бригада продвинулась к находящемуся справа от пригорода кустарнику, но была вынуждена отступить из-за значительного перевеса, после чего бригада Хюгеля получила приказ взять пригород штурмом. Мы двинулись свернутыми колоннами с возвышенности, и, прибыв на равнину, попали на левом фланге под эффективный огонь установленной на правом берегу реки вражеской батареи, что побудило генерала фон Хюгеля принять вперед. Атака была проведена с большой неустрашимостью, и скоро мы оказались на территории большой церкви, которая дала нам некоторую защиту от артиллерийского огня и послужила базой при следующей атаке на пригород. Мы продвинулись вперед до упомянутого ручья, но должны были отступить, быстро преследуемые значительно усиленным противником, снова к церкви. На этом участке бой всю вторую половину дня продолжался теперь с переменным успехом. Однажды мы должны были оставить позицию за церковью из-за недостатка боеприпасов, однако быстро заняли ее обратно. Около десяти часов вечера бой закончился. Мы заняли ручей, противник был так близко, что находящиеся на дороге противоположные посты были разделены только горящими домами и патрули часто сталкивались друг с другом.
Я выставил дозоры и собирался ехать обратно в полк, когда генерал фон Шелер, а позже и граф Маршан, прибыли, чтобы осмотреть нашу позицию, так что я приехал на отдых только в 11 часов. ‹…› По прибытии на бивак, который мой полк занял у большой церкви, я встретил моего друга Рюдта, обер-лейтенанта гренадеров. Я занял место у костра и разговор, естественно, зашел о событиях дня. Его предшественник пал и я высказал, что тот уступил ему место вовремя и что теперь нельзя упустить чина капитана, после чего он ответил: “сегодня его, завтра может быть меня”, что, к сожалению, было близко к правде. Гренадеры в этот день особенно отличились под руководством их отважного капитана фон Хервиха, что побудило генерала фон Хюгеля, в то время как жестокий бой шел в саду, послать меня к капитану, чтобы сказать ему, что он очень доволен его поведением и сообщит об этом королю. Приказ был не очень приятен, так как в то время, когда гренадеры могли держаться складок местности, я верхом и совершенно открытый в 50-60 шагах от русских служил для них мишенью. Поэтому я не медлил, как только стало можно, развернул коня и поехал назад, захватив несколько непослушных брыкающихся животных, и наконец, могу сказать, счастливо отделался невредимой шкурой. Позже я в шутку упрекнул генерала, за что он захотел отправить меня на гибель, ведь я был единственным адъютантом в бригаде28.
Русские не смогли собрать всех своих тяжелораненых, и нам нужно было позаботиться об их состоянии, тогда как медицинский персонал был полностью занят нашими ранеными. Всю ночь мы слышали их стенания и стоны, и только к утру по наступившей тишине мы смогли понять, что бедняги отмучились. Несмотря на изрядное отупение от различных несчастий, свидетелем которых я был уже семь недель, эта ночь надолго осталась в моей памяти.
С первыми лучами рассвета мы были под ружьем, перешли ручей и продвигались беспрепятственно до набережной до тех пор, пока дома пригорода не скрыли от нас вид на реку. Здесь мы сразу перед собой увидели горящий мост и слева лежащий на противоположном берегу пригород. Узкий проход вел справа в старую часть города. Отдельные русские переходили реку шириной примерно 100 шагов и открыли нам брод. Других следов противника мы не видели. Генерал Маршан приказал мне поехать посмотреть, можно ли еще спасти горящий мост. Я убедился в обратном и поспешил вернуться, так как из стоящих на противоположном берегу домов стрелки противника с живостью приветствовали меня. Их огонь убил храброго капитана фон Хервиха, который излишне приблизился, в то время как его рота находилась еще на закрытой позиции за домами.
Второй батальон полка герцога Вильгельма под руководством смелого полковника фон Баура получил трудновыполнимый приказ перейти брод глубиной примерно четыре фута и взять противоположный район города штурмом. Несмотря на сильный огонь из находящихся на берегу домов, предмостное укрепление было взято без задержки и противник отброшен от высоты; но здесь он получил значительное усиление, вследствие чего слабый батальон был вынужден поспешно отступить к укреплениям. Пока все это происходило на той стороне, наша бригада получила приказ также идти вброд, поддержать батальон герцога Вильгельма и занять пригород. После очень изнурительного боя, мы были также вынуждены ограничиться защитой предмостного укрепления, нас поддержали две лучшие роты португальцев, держась против повторных сильнейших атак русских с наилучшим успехом. Остальная часть нашей пехоты занимала Красненский пригород от набережной вниз до ручья, и поддерживала с противником через реку оживленный ружейный огонь; наконец, одна из наших пеших батарей с большим усилием была привезена к городской стене, чтобы также поддержать нас в захвате противоположного пригорода. Бой продолжался, таким образом, примерно до полудня, пока неприятельскими гранатами не были подожжены в основном деревянные горючие дома русских, огонь распространялся настолько быстро, что мы были вынуждены покинуть предмостное укрепление, если сами не хотели сгореть. Шесть раз я уже проезжал верхом брод, чтобы передать рапорты о нашем положении генералу фон Шелеру, причем всякий раз подвергался сильнейшему огню. От арочных ворот предмостного укрепления до реки примерно 60 шагов, под высоким берегом реки нужно было еще преодолеть маленькое расстояние к броду. Русские знали, что у нас был только этот проход, и поэтому преимущественно туда направляли свой огонь, перед которым от берега до примерно середины реки я был защищен, оттуда опасность начиналась снова и была немалой, так как ездить в воде верхом быстро было нельзя. Я получил приказ ехать через брод в седьмой раз, чтобы сообщить, что мы из-за огня вынуждены покинуть предмостное укрепление, и получил ответ, что в этом случае мы должны держаться вне укрепления. Теперь трудностью было покинуть его, так как у нас был единственный выход, на котором русские сконцентрировали огонь. Мы отвели людей к стене, собрали их под воротами и на ведущей туда улице и поспешили наружу, продолжив бой в садах, которые были между высоким берегом и удаленным примерно на 150 шагов рядом домов, но были вынуждены вернуться к берегу, где настал максимально критический момент, так как у нас оставался выбор прыгать в воду, сдаваться, или атаковать русских снова. Мы выбрали последнее; я попросил генерала фон Хюгеля дать мне под команду роту, офицеры которой были все ранены или убиты, и приказал барабанщику, чтобы он бил сигнал к штурму, который наэлектризовал наших людей. В одно мгновение мы взобрались на берег, от которого русские находились на удалении лишь нескольких шагов. Пораженные нашей неожиданной атакой, они отступили до домов, которые уже частично сгорели. То, что еще не горело, мы быстро подожгли и образовали, таким образом, большую огневую завесу между нами и русскими, так что бой на этом пункте подошел к концу. Но вниз по реке он еще продолжался до ночи29.
В один момент, когда наши люди покидали стену, мой друг Рюдт, получив пулю в голову, упал замертво. После того, как все было сожжено и появилась возможность снова вступить в укрепление, мы тотчас воздали ему печальный долг, на том скромном месте, где он остался отдыхать. Неприятный вид представляли погибшие, наполовину или полностью обгоревшие, что было еще ничего по сравнению с ужасными картинами, которые должны были открыться нашим взглядам позже.
Вечером нас сменили французы, а мы вернулись вброд на левый берег, где по недоразумению несколько часов блуждали вокруг, подвергаясь огню русских егерей, пока встали биваком в Красненском пригороде. У моего полковника, который сыграл очень незначительную роль за эти два дня, во время этих странствований была ранена лошадь, над чем он поистине смешно жестикулировал.
Наши потери в течение этих двух дней были велики. Полк потерял до 500 человек, участвовавших в бою, пополам убитыми и ранеными. Два капитана и лейтенант пали на поле боя; майор, капитан и четыре лейтенанта были ранены, из них трое впоследствии умерли30.
Пожар части города на правом берегу распространялся все больше и продолжался всю ночь. Это было ужасно красивое зрелище, дурное предвестие ближайшего будущего, так как теперь уже все терпели недостаток в необходимейших жизненных потребностях, и не подлежало сомнению, что русские приняли систему уничтожения, которая должна была привести нас в очень тяжелое положение.
Ночью были наведены два моста через Днепр, по которым мы прошли 19-го в четыре утра, с приказом следовать за русскими по Петербургской дороге, которая вела в гору по еще дымящимся руинам прекрасного города. Примерно час придерживаясь этого направления, мы получили команду следовать за русскими по дороге в Москву. Скоро мы натолкнулись на арьергард, который занял позицию за ручьем с поросшими лесом берегами, опираясь левым флангом на Днепр. По центру и перед правым флангом лежали две деревни. На одну из них Неаполитанский король, вместо пехоты, отправил в атаку наш полк Лейб-шволежеров, что повлекло за собой то, что большую часть офицеров русские егеря убили или ранили. Неаполитанский король заработал неплохую репутацию храброго солдата, но его безрассудство часто склоняло его к совершенно ошибочному применению кавалерии, что содействовало ее скорому распаду.
26 - Командир конно-егерского полка герцога Людвига №3 полковник граф Э.Т. фон Вальдбург-Вурцах в бою у Инково 8 августа был ранен при падении с лошади и взят в плен с адъютантом Бацем. «Голландский уроженец»«граф Эбргарт Трухсес Валдбург» и капитан «Карл Леопольд Фридрих Бац» провели плен в Оренбургской губернии (РГВИА. Ф. 1. Оп.1. Т. 2. Д. 2653. Л. 60; ГАОО. Ф. 6. Оп. 3. Д. 3673. Л. 465, 500-507, 664, 673; РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 656. Ч. 1. Л. 234).
27 - О действиях вюртембержцев в тот день см.: Попов А. И. Смоленские баталии. Т. 1. М., 2012. С.26-42.
28 - О действиях вюртембержцев в тот день см.: Попов А. И. Смоленские баталии. Т. 1. М., 2012. С.47-51, 56-59.
29 - Fabers Blätter. № 36, 37 und 38.
30 - 17 и 18 августа в 1-м полку были убиты капитаны Хервих (Herwig) и Шлегер, лейтенант Рюдт (Rüdt), ранены подполковник Бартруф, майор Зайбольд, капитан Шаумберг, лейтенанты Эббауэр (†), Шаде (†), Бранденбург, Роттенхоф, Добенек (Martinien A. Tableaux par corps et par batailles des officiers tues et blesses pendant les guerres de l'Empire (1805-1815). Paris, 1899. P.776; Felder R.M. Op. cit. S. 151). О действиях вюртембержцев в тот день см.: Попов А. И. Вюртембергские войска в сражении за Смоленск // Воин. 2010. № 10. С. 30-40; Он же. Смоленские баталии. Т. 1. С. 91-98.
Поделиться ссылкой: