Перейти к содержимому

Машкура Саксонова, воспитанница Глинок

Интереснейший вклад в Смоленскую историю вносят опубликованные Муромским историко-художественным музеем в 2017 году воспоминания Николая Гавриловича Добрынкина. Его мать, дочь итальянского офицера, погибшего в Русском походе Наполеона — воспитанница Екатерины Андреевны Глинки, выросшая в доме Смоленского гражданского губернатора Аша.
Приводится в отрывках. Полный текст читайте на сайте музея.

Рождение моей матери

Мать моя, Мария Павловна, родилась в разгром 1812 года, в г. Смоленске, по словам ее, в доме губернатора барона Аш, когда мать ее, а моя бабка, вскоре после родов умерла, то новорожденная осталась на попечении доброго барона Аш, который приютил ее у себя и воспитывал вместе со своими детьми, наравне лаская ее, как родную дочь, а не иноземного приемыша-сироту.

Кто были ее родители и откуда они

Бабка моя, по словам матери, была женой майора Италийской армии г. Фантэ, урожденца города Болоньи, папских владений, убитого под Смоленском, что и свело в могилу бабку. Очутившаяся чужеземка в России подтверждает то, что за победоносной Французской армией непобедимого Наполеона, в хвосте следовали многие семейства военных, в том числе и моя бабка.

Записи Екатерины Андреевны Глинкиной

По собственноручным записям Екатерины Андреевны Глинкиной, отмечено, что взята ею «на воспитание, после изгнания неприятеля в 1813 году, из лазарета пленная Саксонка, полугодовая». Но так как Екатерина Андреевна была родная сестра баронессы Аш, жены губернатора, то и проживала у нее, а взятая ею на воспитание сиротка, пользовалась общею лаской всей семьи барона Аш.

Время рождения матери

Поэтому следует заключить, что рождение матери произошло во время возвращения французской армии из г. Москвы, которая, истомленная, голодная и холодная, бежала в беспорядке, разоренным ею же, обратным путем, так что 5 ноября жалкие обломки огромнейшей армии совершенно покинули Смоленск.

Вензель Наполеона в Губернаторском доме

Мать передавала мне, что в Губернаторском доме, в гостиной, она хорошо помнит, на зеркале было написано мелом вензелевое имя Наполеона, изображенное им собственноручно, когда он проживал в этом доме, по взятии Смоленска, 6 августа, в нем он пробыл четыре дня. Барон Аш заботливо охранял этот вензель, а потому на зеркало было накинуто легкое покрывало. Мать, в течение десятилетней жизни в губернаторском доме, много раз видела оберегаемый вензель.

В бумагах покойной матери нашлись некоторые из них, не лишенные семейного интереса

Прошение к Архиерею о выдаче свидетельства матери о том, что она крещена по обряду Православной церкви.

1) Прошение к Архиерею о выдаче свидетельства матери в принадлежности к Православной церкви и Святом Крещении (писано неизвестно кем).

«Ваше Высокопреосвященство,

По всеподданнейшему моему, на Высочайшее Его Императорского Величества имя прошению, представленному вашему высокопреосвященству в июле месяце нынешнего года, принятый мною в марте месяце 1813 года на попечение ребенок, оставленный неприятелями в Смоленске, приобщен к православной церкви нашей, с наставлением спасительному учению и исповеданию, и наречен в святом крещении Мариею, священником отцом Иаковом. Но как для новокрещенной, в последствии времени будет нередко настоять надобность в законном на то свидетельстве: то осмеливаюсь сим утруждать ваше высокопреосвященство повелить снабдить меня оным.

Испрашивая пастырского вашего благословения есмь…(помечено рукою Екатерины Андреевны Глинкиной)».

15 октября 1819

В то время был архиерей Иосаф, Викарий Новгородский, с 1813 по 1821 г.

Денежная расписка Е. А. Глинкиной на имя матери.

2) Писано собственноручно Екатериной Андреевной Глинкиной.

«Взята мною на воспитание после изгнания неприятеля в 1813 году из лазарета пленную саксонку полугодовую по имени Мария, а по крестному отцу Павловна, фамилия ей назначена по отчеству — Саксонова. После крещения в 1821 году получила я от крестного ее отца, бывшего в Смоленске Вице-губернатором, Павла Львовича Темирова, на крест сей дитяти Марии Павловны пятьсот рублей. В 1821 году по приезду ее крестного отца из Воронежа в Смоленск я еще получила у него для крестницы 500 рублей. В 1822 году, в январе он прислал ей 400 рублей. Всей суммы получила я от него тысячу четыреста рублей. Всю сию сумму я издержала на собственные свои расходы. В чем и дается ей сей вид, что после смерти моей она должна получить всю оную сумму с процентами от наследников моих, без всякого прекословия. В чем и подписуюсь Гвардии подпоручичья дочь девица Катерина Глинкина.

Дана сия расписка в 1822 году в сельце Миролюбове, писана собственною моею рукою и в совершенной памяти.

Родной брат матери, и мой дядя

Мать говорила, что у нее впоследствии времени отыскался родной брат, который был семи лет в разгром 1812 года, найден был в лесу и воспитывался у помещика Витебской губернии, кажется, Ромельдова. Брат матери отыскивал в Италии родословную и оказался дворянином г. Болоньи. Он проживал в Витебской губернии, арендуя помещичьи имения. Я видел дядю очень в ранней молодости и никак не могу составить понятия о его наружности, хотя мать говорила о большом между ними сходстве. Дядя хороший пианист и скрипач. Фамилию носит Фантэ, состоит русским подданным, но крещен католиком, так как воспитывался в польском семействе.

Мать проживает в конном полку

После губернаторства барона Аш Екатерина Андреевна переехала с моею матерью ко брату своему, Владимиру Андреевичу Глинке I, который в то время командовал полком Конной артиллерии, кажется в Полтаве. Владимир Андреевич был холост, не любил общество и был большой хлебосол, так что у него было в обычае, чтобы все офицеры являлись к нему обязательно обедать; следовательно мать выросла среди военных, которые обожали воспитанницу полкового командира и старались устраивать для нее всякого рода развлечения и удовольствия. Сам Владимир Андреевич баловал воспитанницу, которую называл Машкурой и делал для нее все, что бы она ни пожелала: танцы ли устроить, заставить музыку полковую играть у дома, или стрелять из пушки ради того, что захотела Машкура; простить ли провинившегося офицера, или освободить из-под ареста наказанного — все делалось и исполнялось по доброму ли побуждению, или по капризу баловня, так сказать полковой дочки — кумира.

Екатерина Андреевна много раз ссорилась с братом, что он избаловал совсем ее воспитанницу, но брат не унимался, и новые проказы и увеселения устраивались для Машурки. А если, случалось, матери нездоровится, то все общество офицеров было огорчено, и Владимир Андреевич ходил хмурым. С выздоровлением ее все как будто оживали и предавались беззаботному веселью и радости — резвой молодости.

Барон Остен Сакен

Припоминала мать, что главного начальника войск, вероятно, корпусного командира, седого старика Остен-Сакена, заставила за нею лазить под столом, чтобы поймать. Говорит, Остен-Сакен очень любил детей и ей всегда привозил сласти.

<...>

Встреча с Паскевичем

Припоминает мать, в одну из своих поездок с Екатериною Андреевною, встречу с Иваном Федоровичем Паскевичем, когда он ехал на Кавказ. Их кареты встретились в непролазной малороссийской грязи из чернозема, карета Паскевича остановилась, и он проворно выскочил из нее, чтобы засвидетельствовать свое почтение дамам. Екатерина Андреевна была знакома с ним.

Отъезд матери в деревню

Когда мать достигла возраста невесты, тогда Екатерина Андреевна поселилась у себя в Смоленском имении, где мать стала заведовать сельским хозяйством и амазонкой ездила в поля и луга, чтобы смотреть за работами.

В нерабочее время посещали соседей помещиков, родственников, своих: Аш, Глинкиных, Веселовских, а также принимали и у себя этих гостей.

Посещение дочери Барона Аш

Одна из дочерей барона Аш, Мария Казимировна, подруга детства матери, была выдана в замужество за велижского (город Велиж Витебской губернии) помещика, отставного полковника гвардии Романа Федоровича Гернгросса. Екатерина Андреевна часто посещала Марию Казимировну, чтобы доставить подругам удовольствие видеться.

Отец мой

В это время управлял всеми имениями и заводами винокуренными, а равно Велижским откупом Гернгросс — Гаврила Иванович Добрынкин (проживал в сельце Миловиды). Человек хорошо принятый у Гернгросса, молодой и красавец собою. Нередко встречался с матерью, между ними установилась симпатия, которая при заботливом и покровительственном участии бывшей подруги, Марии Казимировны, приняла серьезное значение так, что Гаврила Иванович просил руки матери у Екатерины Андреевны, но на все домогательства и доводы со стороны Гернгросс Екатерина Андреевна положительно отказала. Но факт отказа еще более усилил желание с обеих сторон, и вот, при посредстве Марии Казимировны, началась деятельная переписка, которая привела к тому, что в одну темную ночь мать исчезла из дому Екатерины Андреевны и с помощью той же Гернгросс обвенчалась с отцом в соседнем селе. Приют, конечно, полный был оказан молодой семье в доме Гернгросс, но Екатерина Андреевна не была более у Гернгросс и, только спустя некоторое время, мать простила ее за сумасбродный поступок, а отца моего не допускала к себе на глаза, так и умерла не видавши более его.

Смерть Е. А. Глинкиной

Хотя Екатерина Андреевна не переставала любить мать и считать ее единственной своей наследницей, о чем составила даже духовную, на случай смерти, но не успела при жизни своей все сделать, что желала; внезапно приключившийся с нею апоплексический удар, случившийся в гостях у вдовы баронессы Аш, кажется в селе Закут Велижского уезда, закончил ее земное существование: она умерла не простившись с матерью и не передавши ей своего завещания и воли. По смерти же Екатерины Андреевны завещания не нашли, вероятно, наследники скрыли и уничтожили его, а потому матери ничего не выдали, даже тех вещей, которые ей ранее были подарены.

Перемещение родителей моих в Смоленск

Вскоре отец с матерью переехали в Смоленск и поселились на Митропольской улице, расположенной у подножия соборной горы. Отец поступил в комиссию по проведению шоссе Правительством во времена губернаторства Николая Ивановича Хмельницкого, знавшего мою мать еще девушкой, а потому он у нас бывал желанным гостем. Здесь я родился.

Мое рождение

Это было в 1835 году 9-го сентября (в понедельник). Восприемниками у меня были: крестным отцом — Рачинский Платон Иванович, помещик Поречского уезда, в отставке полковник, и Полуэктова Варвара Григорьевна, вдова, помещица Духовщинского уезда, имевшая судебную тяжбу с Рачинским, которая после моих крестин совершенно прекратилась, и кум с кумою примирились. Следовательно, мое рождение принесло мир между двумя враждующими фамилиями. В раннем своем детстве помню свою няню, но только имя ее, что звали Терезой, она была польская шляхтянка и, помню, когда она умерла и ее выносили гроб, то я был посажен на крылечной крышке, или вроде этого — на балконе.

Памятка раннего возраста

Помню какого-то посетителя на одной ноге, притопывавшего деревяшкою, это, оказалось, был какой-то зритель. Помню и табакерку с музыкой, которою меня забавляли, когда укладывали спать; даже помещали под подушкой. Помню красивый вертеп, не вошедший в комнату, а потому представление давалось в нем в сенях. Куклы были в треугольных шляпках и пели певчие, как потом мне сказали — архиерейские. Квартира моих родителей была на Митропольской улице, которая расположена у подножия Соборной горы на северо-западе города. Дом принадлежал Андрею Лукичу Глуховскому.

Знакомство мое с архиереем

На окраинах Соборной горы нередко прогуливался местный архиерей и, иногда, встречая меня с нянею, благословлял меня и гладил по головке своею рукою, так что между нами установилось некоторое знакомство.

Однажды мать вместе со мною была в соборе за обедней, которую служил архиерей — мой знакомый и вот, как-то мать засмотрелась в сторону, а я, увидевши вышедшего к царским дверям архиерея, поспешно побежал к нему, прямо в алтарь.

Я в алтаре у архиерея

Архиерей, видя меня, погладил меня по головке и благословил, говоря, ну теперь ступай к матери и молись вместе с нею. Мать была поражена моей смелостью и долго не могла успокоиться моим поступком.

В это время был епископ Тимофей, Викарий Новгородский.

Биография Архиерея

Про него рассказывала моя мать, что он был ранее профессором семинарии в Смоленске и как человек умный и образованный был знаком со многими дворянскими домами. И вот понравилась ему одна девушка из дворянской семьи, и она вскоре его полюбила, и вот он посватался к ней, но семейные ее были люди чванные, дорожившие своим дворянским родом и не пожелавшие родниться с кутейником — отказали ему не только в руке дочери, но даже от всякого знакомства с ним, пренебрежительно относясь к его происхождению.

Такое отношение родителей девушки к любимому человеку до того поразило ее, что она заболела и исходом болезни ее была смерть. Молодой профессор с трудом перенес потерю любимого существа и постригся в монашество, несмотря на то, что у него была мать и он должен был ей помогать и служить утешением. Скудными монашескими средствами помогал он матери и не допустил ее до нищеты, а между тем вскоре получил архиерейство и назначение в епископы туда, где была его родина, мать и дорогая могила любимого человека.

Мать помнит, как архиерей хоронил в Смоленске свою мать, и как рассказывали его биографию.

Служба отца по Шоссе

Служба по постройке шоссе была мало удачная: так как они сооружались правительственными инженерами, то не обошлось без злоупотреблений, а потому большинство лиц пострадало впоследствии, так что честная и благородная личность, как губернатор Хмельницкий, был заточен на некоторое время в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, и другие деятели. За отцом в полночь также приезжала жандармская команда, чтобы арестовать, но по счастью его не было дома: он был в отъезде и этого не случилось, а затем отца больше не беспокоили и он признан был неприкосновенным по делу расхищения казенных сумм.

Переезд родителей в г. Поречье

Но тем не менее он должен был оставить службу и переселиться в уездный город Поречье Смоленской губернии, где поступил в питейные откупа.

Приезд генерала Глинки и наше свидание

Здесь я помню, мне было лет шесть. В полночь, когда уже все спали, разбудил нас от крепкого сна какой-то человек, оказавшийся посланный от генерала Глинки, который, проездом через город, узнал, что здесь проживает моя мать, а потому пожелал нас видеть непременно. Мы тотчас наскоро приоделись и поехали на станцию почтовой дороги в г. Поречье. Здесь встретил нас с распростертыми объятиями генерал Владимир Андреевич Глинка и с ним Кюхельбекер, какой-то родственник генерала, все они возвращались из-за границы.

Желание Глинки взять меня на воспитание

Генерал очень рад был нас видеть и, посадя меня к себе на колени, ласкал меня, как нежный отец. Просил мать: отдай мне своего сына, и я, клянусь, сделаю из него все хорошее, как для своего родного. Тем более я теперь один (жена уехала от него в Швейцарию), и мне он будет утешением.

Мать не согласилась отдать меня как единственного и любимого первенца. Тогда генерал сказал: не дай Бог, чтобы когда-нибудь тебя коснулась нужда, но знай, что я считаю себя обязанным сделать для тебя и твоего сына все, в чем ты нуждаешься. И ты, Машкура, не проси тогда меня, а требуй — и я сделаю.

Сознание гг. Глинкиных перед матерью

Такие фразы вызывались тем, как потом говорила мне мать, что все Глинкины, скрывшие завещание Екатерины Андреевны, считали себя как бы виноватыми перед матерью и желали так или иначе загладить свой поступок в отношении ее, как бы ими ограбленной.

Благословение генерала золотой монетой

При прощании генерал меня благословил и поцеловал, хотел подарить мне что-либо на память, и только нашедшийся под рукою золотой — арабчик вручил мне, говоря, что хотя мне и не нужны деньги, но он дарит меня червонцем только на память об себе.

В Загусинье

Екатерина Андреевна Глинкина была похоронена в семейном склепу в родовом имении своем Загусинье, Велижского уезда. В Загусинье мать ежегодно, преимущественно по зимам, ездила на могилу Екатерины Андреевны. Раз и два брала с собою меня.

<...>

С. Миловиды и Гернгросс, с. Закуп

Затем были в с. Миловидах у г. Гернгросс; помню Марью Казимировну, свежую, краснощекую, сильно близорукую, но проворную и ласковую барыню. Потом были, должно быть, в Закупе у вдовы баронессы Аш, бывшей Смоленской губернаторши, у нее встретил каких-то двух воспитанниц — детей, с которыми весь вечер гулял.

В гостиной видел металлические часы, столовые, бывшие Екатерины Андреевны, долженствовавшие принадлежать матери. Уезжая от баронессы. Видел только что отстроенный новый дом, в который баронесса, по суеверию боясь смерти, не хотела пока переселяться, хотя вскоре умерла.

В Загусинье

Отсюда поехали в Загусинье, где жила Устинья Карловна вдова Глинкина — вдова и кума мамаши, у нее здесь было три дочери взрослых и безобразно долгоносых. Художницы, все что-то рисовали да перерисовывали. Очень носились с какими-то рисунками, на которых изображен был чей-то спящий мальчик из их прислуги.

Были с матерью в часовне, где похоронена Екатерина Андреевна, и так как день был постный, то нам готовили новый обед и мы обедали ранее Глинкиных.

Мне было скучно, так как не находилось сверстников, а потому я бесцельно блуждал по комнатам.

Взойдя случайно в гостиную, я увидел мать сидящею на диване, за круглым несколько столом, а Устинья Карловна стояла пред нею на коленях и горько плакала.

Генеральша на коленях перед матерью

Мать старалась ее утешить. Оказалось, как впоследствии передавала моя мать, что Устинья Карповна просила у матери прощения в том, что воспользовались завещанным ей, Екатериною Андреевною, имуществом и имением; оправдываясь тем, что она не была в том виновата, а вот родные… Мать говорила мне, что она никогда не заявляла им об этом, а они почему-то сами всегда разыгрывали эту комедию и прикидывались в раскаянии виноватыми. Все это было хотя и со слезами, но в одних непроизводительных словах, с которыми все оканчивалось, и мать оставалась при одном грустном воспоминании о Екатерине Андреевне и скверном впечатлении знатных комедиантов.

<...>

Сон матери при зачатии меня

Мать моя рассказывала мне необыкновенный сон, который она видела в Смоленске до моего рождения.

В числе икон, бывших у моих родителей, был поясной образ Николая Чудотворца, написанный домохозяином нашей квартиры на Митропольской улице Андреем Лукичем, по фамилии Глуховский; он был живописец и местный изограф. Однажды мать видит во сне, что икона Николая Чудотворца превращается воочию в Святителя — седого старичка, который величаво подходит к ней; мать упала пред ним на колени в священном ужасе, но Святитель ободрил ее, сказав: не пугайся, дочь, я знаю, что ты беременна, родишь сына, и дай ему имя Николай. Благословив мать, Святитель исчез.

Рождение мое и имя

Утром мать почувствовала себя беременною. Наконец 8 или 9 сентября родился я, и священник хотел назвать меня Иоакимом, так как в это число (9 сентября) празднуется Иоакиму и Анне, но мать запротестовала и просила дать мне имя Николай, рассказав при том Священнику свой пророческий сон, после чего священник не мог отказать родильнице и нарек мне просимое имя Николай, говоря: «Это у вас будет благословенное дитя»...

<...>

Получено в Смоленске 21 Мая 1857 года (вторник)

Милостивая Государыня, Марья Павловна!

Письмо Ваше к его Высокопревосходительству Владимиру Андреевичу от 16 апреля получено вчера. За неимением свободного времени, а также за слабым зрением глаз Владимира Андреевича, он писать сам затрудняется; приказал мне уведомить вас касательно просьбы о сыне вашем. Его Высокопревосходительство при всем своем желании быть полезным сыну вашему не имеет в виду места, куда бы мог определить его.

В 1837 году, когда Генерал был назначен Главным Начальником Уральских Горных Заводов, видевшись с вами в Закупе, предлагал вам взять вашего сына под свое покровительство; с тех пор, конечно, давно бы ваш сын был офицером и имел бы на Урале хорошее место.

Тогда вы сами от этого предложения отказались. Для лучшего же объяснения по этому предмету, Владимир Андреевич располагает быть в конце будущего Июля месяца текущего года, в Закупе и в Петровском, где вы постарайтесь вашего сына представить Генералу лично, и о всех обстоятельствах, до него относящихся, расскажите на словах, что будет гораздо удобнее всякой переписки.

С истинным уважением и преданностию, имею честь быть Вашим покорным слугой, Михайло Куприянов.

15 Мая 1857 г.

<...>


Источник - сайт:
Муромский историко-художественный музей
В. Б. Антонова, подготовка текста
«Мои воспоминания». Воспоминания Николая Гавриловича Добрынкина (1835 — 1902). Февраль 1898 г. 
 

Поделиться ссылкой:

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Наверх